Саша проводил учителя глазами и зашагал своим путем - к Сереже Борташевичу. Он ходил туда каждый день, как на службу, в надежде повидать Катю. Служба была серьезная, бессрочная, без возможностей отлынивания и прогулов, без перспектив на повышения и награды.
А Павел Петрович дошел до маленького дома на Разъезжей и не успел позвонить, как отворилась дверь и Лариса встала на пороге.
- Идемте... - прошептала она, когда он молча отдал ей пакет, похожий на гитару.
Он стоял ступенькой ниже и не шел. Взял ее за локоть и слегка потянул к себе.
- Я не хочу туда, - сказал он беспомощно. - Пойдемте лучше куда-нибудь.
Ему показалось, что едва он войдет с нею в знакомую столовую и сядет пить чай - рухнет все, возле него очутится прежняя симпатичная и скучная Лариса, а эта исчезнет, и выяснится, что не было ни слов, ни слез, все мираж.
- Куда же?.. - спросила она.
- Куда хотите, - ответил он, держась за ее руку и чувствуя ее дрожь. Вдруг осенило: - Ко мне, конечно!
Дрожь в ее руке усилилась, он тоже вздрогнул и выпустил ее.
- Как хотите, - сказал он резко и отчужденно.
- Хорошо, - сказала она и медленно пошла в глубину веранды. Он сказал ей вслед:
- Пожалуйста, наденьте белый шарф.
Густели хмурые сумерки. Рывками налетал сырой ветер. Небо было закрыто тучей. В конце широкой улицы, за краем тучи, лежала желтая полоска зари. Павел Петрович ходил перед домом, опустив голову, засунув руки в карманы плаща...
Глава пятнадцатая,
ПОСВЯЩЕННАЯ НЕПРИЯТНОСТЯМ РАЗНОГО РОДА
На прием к Дорофее пришел столяр Ефимов, которого она зимой устраивала на жительство в общежитии химиков. Маленький, хмурый и деловой, он сел против нее и вытащил из бумажника пачку бумаг.
- Как живете? - спросила Дорофея.
- По-прежнему на бивуачном положении, - сказал Ефимов. - И поскольку конца не предвидится, я к вам пришел.
Он протянул бумаги; они рисовали картину хождения Ефимова и его жены по жилотдельским мукам.
- У Тани ребенок, и у нас обещает быть, - сказал Ефимов. - Надо с нами решать. Обещано было в октябре. Теперь говорят - жди еще.
- А у заведующей горжилотделом вы были? - спросила Дорофея.
- И у заведующей был, и у самого товарища Чуркина, - ответил Ефимов. - Она меня к нему послала. Он, говорит, новым домом распоряжается лично, я без него не могу. А Чуркин говорит - потерпи еще. Я бы терпел; но ребенок требует кубатуры. В чем дело? Нам не обязательно в новом доме. Нам - комнату где угодно.
- Оставьте эти справки, - сказала она, нахмурясь. - Я вас извещу.
"Я так и знала, - думала она после его ухода, сердито ходя по кабинету. - Чуркин уже сам распределил квартиры в новом доме".
Среди чуркинских слабостей была та, что он совершенно пасовал перед так называемыми знатными людьми. Человек, имеющий известность, был для него на десять голов выше его самого. Когда кого-нибудь из энских граждан награждали или просто хвалили в газете, Чуркин гордился отеческой гордостью. "Вот у нас какие люди живут!" - говорил он.
Как-то на стадионе подошел отставной генерал Р. и на вопрос: "Каково самочувствие?" - пожаловался, что квартира стала тесновата, семья разрослась, у дочери - Чуркин, должно быть, слышал - двойняшки, а он, генерал, пишет мемуары, и его все отвлекает.
- Где выход? - спросил Чуркин, обеспокоившись за судьбу мемуаров.
Выход генерал видел в том, чтобы Чуркин дал ему квартиру в новом доме, а старую квартиру генерал оставит дочери, и тогда все будет в порядке.
- Добро! - сказал Чуркин. - Мы подумаем.
Потом пришел к нему на прием режиссер Л., заслуженный артист республики, и попросил разрешения быть откровенным. Чуркин разрешил, и Л., страдая, рассказал, что он разошелся с женой, а жить приходится в одной квартире, и это ад, потому что между женами, старой и новой, сложились ненормальные взаимоотношения.
- Я несколько раз был вынужден ночевать в театре, - сказал Л., тихо ломая длинные чистые пальцы и глядя в пол. - Творческая жизнь исключена.
- Гм! - сказал Чуркин. - Какая у вас площадь? Гм... И детей нет... А не обменять ли вам квартиру на две врозь, мы поможем.
Но Л. сказал, что старая жена ни за что не расстанется со старой квартирой, а он, Л., и новая жена - она тоже изнервничалась - мечтают о новой квартире, в новом доме, чтобы новую творческую жизнь строить на абсолютно новом месте... Чуркин грустно рассматривал его облысевший лоб, гусиные лапки у глаз и легкомысленный юношеский галстук и размышлял о том, как нехорошо пожилому мужчине, известной личности, ломать семью и ставить двух женщин в такое положение... Но решил, что сделанного не исправить, а нужно помочь. И укоризненным голосом пообещал Л. квартиру в новом доме.