Собрание сочинений [Том 2]

- Ты пытаешься выносить суждения, - сказал дон Хуан. - Потому он и кажется тебе таковым. Ты - моралист. Я и сам через все это прошел. И, ели ты испытываешь такие чувства, только услышав о делах нагваля Хулиана, то можешь себе представить, что испытывал я, живя в его доме годами. Сначала я осуждал его, потом боялся, и наконец - завидовал ему. И еще я любил его, но зависть моя превосходила мою любовь. Я завидовал его легкости, его таинственной способности по желанию становиться то молодым, то старым, я завидовал его потрясающему чутью и, прежде всего - его умению влиять на любого, с кем он имел дело. Я чуть на стену не лез от зависти, когда слышал, как он втягивает людей в интереснейшие беседы. У него всегда было что сказать. А у меня - не было. И я ощущал себя тупым и никому не нужным.

Откровения дона Хуана слегка привели меня в себя. Мне захотелось, чтобы он сменил тему, мне не нравился его рассказ о том, что он был таким же, как я. Ведь я привык думать о нем, как о ком-то несравненном. Он явно почувствовал, что со мной происходит, и рассмеялся, потрепав меня по спине.

- Я рассказываю тебе о своей зависти, - продолжил он, - для того, чтобы ты понял важнейшую вещь: все наше поведение и все наши ощущения диктуются только позицией точки сборки. И моим большим недостатком в то время, о котором я тебе рассказываю, было непонимание этого принципа. Я не прошел закалку, я был неопытен. Я жил чувством собственной важности, как живешь сейчас ты, потому что в соответствующем ему месте располагалась моя точка сборки. Видишь ли, я не знал еще тогда, что точка сборки смещается приобретением новых привычек, что она сдвигается усилием воли. А когда мне удалось сместить точку сборки, я вдруг обнаружил: с несравненными воинами вроде моего бенефактора и его команды можно иметь дело, только не обладая чувством собственной важности. Только этим достигается беспристрастное к ним отношение. Понимание бывает двух видов. Первый - просто болтовня, вспышки эмоций и ничего более. Второй - результат сдвига точки сборки. Этот вид понимания совмещается не с эмоциональными выбросами, но с действием. Эмоциональное осознание приходит годы спустя, когда воин закрепил новую позицию точки сборки многократным ее использованием. Нагваль Хулиан неустанно вел нас к такого рода смещению. Он добился от нас полной готовности к сотрудничеству и полной вовлеченности в те драмы, которые разыгрывал, и которые были ярче самой жизни. Например, разыграв драму молодого человека, его жены и их тюремщика, он полностью овладел моим нераздельным вниманием и сочувствием. Для меня вся эта история со стариком, который оказался молодым, выглядела очень убедительно. Я видел чудовище собственными глазами, а это значило, что он мог рассчитывать на мое безусловное полное участие.

Дон Хуан сказал, что нагваль Хулиан был магом и волшебником, способным управлять волей с виртуозностью, непостижимой с точки зрения обычного человека. В его драмах принимали участие волшебные персонажи, вызванные к жизни силой намерения. Таким персонажем было, например, неорганическое существо, способное принимать гротескную человеческую форму. Сила нагваля Хулиана была настолько безупречна, - продолжал дон Хуан, - что он мог заставить чью угодно точку сборки сдвинуться и настроить эманации, необходимые для восприятия любых задуманных нагвалем Хулианом элементов картины мира. Благодаря этому он мог, например, выглядеть слишком молодым и слишком старым для своего возраста, в зависимости от того, какие цели преследовал. И все, кто знал нагваля Хулиана, могли сказать о его возрасте лишь одно: неопределенный. В течение тридцати двух лет нашего с ним знакомства он то выглядел совсем молодым, как ты сейчас, то становился стариком, настолько немощным, что едва мог ходить.

Дон Хуан сказал, что под воздействием бенефактора его точка сборки начала смещаться - очень незаметно, однако основательно. Однажды, например, дон Хуан ни с того, ни с сего вдруг осознал, в нем присутствует страх. И страх этот, с одной стороны, не имеет для него никакого смысла, а с другой стороны - является самым главным, что у него есть.

- Я боялся, что, из-за своей глупости я не смогу достичь свободы и повторю жизненный путь своего отца, - объяснил дон Хуан. - Нет, не думай, в жизни моего отца не было ничего особенно плохого. Он жил и умер не лучше и не хуже, чем живет и умирает большинство людей. Важно другое: моя точка сборки сдвинулась, и в один прекрасный день я вдруг понял, что жизнь моего отца и его смерть ничего ровным счетом не дали. Ни ему, ни кому бы то ни было другому.