Собрание сочинений.Том 2

Голубоглазое, милокурносое, нежнопухлогубое лицо жены арестованного агента франкистской разведки привело Л.З. в чувственное и бахвальское состояние. Обняв Анисью Ермолаевну и как бы братски поглаживая ее по вздрагивающим от горя и сердечной слабости плечикам, Л.З. проникновенно пообещал сделать все для восстановления истины и освобождения Абрама Наумыча из-под стражи. Бедная женщина бурно разрыдалась от дошедшего до измученной души тепла человеческого участия и спасительной надежды.

Тогда Л.З., совершенно уже изнемогавший от похоти, заставил Анисью Ермолаевну глотнуть чуток коньячку для поддержки сил и расширения сосудов мозга…

Затем ласково усадил ее на кожаный диван. Звонком дал знать секретарю, чтобы никто не смел беспокоить. Посоветовал взбудораженной перипетиями тогдашней жизни страдалице прилечь и успокоиться, а сам все нашептывал слова утешения. Вспотев и тяжело дыша, заговаривал беспардонными обещаньицами. Сам все поглаживал плечики. Стискивал пальчики. Вроде бы невзначай дотрагивался до трепещущей груди. Расстегнул кофточку, так сказать, для облегчения стесненного дыхания. Пылко гундосил, что примет все меры, вплоть до самых откровенно-решительных… что одного звонка Сталину будет вполне достаточно… безобразие… Сам все наглел от удушающей похоти, слепо, как всегда, рвавшейся к соитию и удовлетворению… Посоветовал уехать на время в родную деревеньку… он вышлет машину, как только освободят верного помощника… без него – как без рук… давайте, Анисья, жить, несмотря ни на что… давайте… давайте… давайте жить…

Бедная женщина, хоть и не успела ни в малейшей степени развратиться за пятнадцать лет жизни в столице нашей родины, почуяла все же похабное несоответствие рук и ног благодетеля, а также его прерывистого дыхания с высокоморальными выражениями в адрес попранной чести и жертвы роковой ошибки.

Она замерла на миг, требовательно прислушиваясь к своим сомнениям и открытиям. Л.З. миг этот показался тихим, всепокорным знаком согласия на беспечную страсть в служебной обстановке. Он и допустил совсем уж неосторожное и предельно откровенное движение нахальной, беспринципной рукою, после чего Анисья Ермолаевна взбешенно вскочила с дивана, схватила по старой деревенской привычке то, что под руку попало, то есть вырезанную из самшита статуэтку Ленина, и врезала ею Л.З. промеж глаз.

В этот момент и сделал свое дело накопленный за долгие мандражные годы под шкурою Л.З. жуткий страх.

Для нас несомненно его глубочайшее родство с предчувствием неминуемого возмездия за все грязные и тяжкие злодейства, совершенные человеком при восхождении по трупам и по чужим искалеченным жизням на вершину мавзолея.

Страх этот от удара промеж глаз – совершенно, надо сказать, безопасного для организма – так был жуток, что сердце организма вдруг приостановилось на мгновение, кровь отшатнулась от разгоряченного мозга, ноги враз подогнулись, и Л.З. рухнул враскорячку на багровый бухарский ковер – реквизирован у казненного секретаря ВЦИК Узбекистана.

Женщина с вытаращенными от безумного ужаса глазами и со статуэткой Ильича в руке выбежала в приемную.

Секретарю и всем бывшим там чиновникам-газетчикам радостно померещилось, что произошло непоправимое, то есть, что товарищ Мехлис, возможно, безвременно ушел от них или хотя бы надолго… дай-то Бог… вышел из строя.

Лицо Л.З. было залито кровью. Очухавшись, он размазал ее попуще по лбу и щекам. Привстал пошатываясь, но выпрямиться не решался. Необходимо было скрыть от подчиненных факт нахождения во время потери сознания, а главное рабочего дня, в нелепом плену бурной эрекции.

Подчиненные заставили себя издать лицедейские звуки радости и сочувствия, увидев живого Л.З.

Раненый мужественно присел на диван, закрыл глаза, вытянул распорядительно руку и слабым голосом приказал:

– Арестовать!

Тут часть подчиненных, совсем опомнившись и соответствуя не личным скрытным настроениям, а служебным инстинктам, арестовала покушавшуюся.

Затем примчались представители органов, и все было кончено.

Л.З. вскоре отправился в правительственный санаторий отдохнуть и подлечить пошаливавшие после покушения на его жизнь нервишки.

Однажды в концертном зале санатория учащиеся закрытой лесной школы для детей ответственных работников давали самодеятельный концерт отдыхающим сановникам. Л.З. моментально узнал сестричек-двойняшек, дочерей загубленной им четы.

Полагаясь на твердо установленный в органах порядок отношения к детям врагов народа, он вспомнил о них однажды в деловой кутерьме и рабочем энтузиазме тех лет, но отогнал от себя неприятные мыслишки. Отогнал и преисполнился, как многие чудовищные злодеи, а также мелкие и тупые пешки, чувством печальной необходимости принесения новых жертв – неизбежным якобы следствием всех великих исторических переломов.

Универсальное и загадочное это чувство лукаво поселялось как в психике палачей, так и утешало своим присутствием измордованные души большевистских фанатиков.

На этот раз партийная судьба взяла да и выкинула им, сволочь, поганый жребий быть жертвами.