Собрание сочинений.Том 2

– Кто тебе сообщил, что я – главнокомандующий? Откуда это слово?

– Честно говоря, не раз думал о вас и новой войне как второй Отечественной войне советского народа.

– Хорошо отвечаешь. Поднять на ноги всю пропаганду и агитацию. Готовь лозунги и призывы. Явиться за назначением. Все.

– Война, – сказал Л.З. Верочкам, так и застывшим на коленках в кровати, с кулачками у разинутых ртов. – Война… А ведь я говорил… я доказывал… превентивно, так сказать, вмазать по Берлину… отравить экспортируемое продовольствие… и ряд других действенных мер – и вот мы доигрались, дорогие товарищи, в «жмурки священные» с мурлом фашизма… дошарахались в диалектические крайности… А Мехлис теперь расхлебывай… Когда плохо – подавай сюда Мехлиса… Он все может, – не без искренней слезы разбахвалился Л.З. Девчонки вдруг распалились так безумно и так взяли его в страстный оборот, что ему уже было не до Отечественной войны и не до мамы мамы мамы ее мамы… Зубы у него цацакали, он мычал: мыама… ммам-ма… маамаа… мыыыма…

Затем Л.З. позволил себе полежать между любовницами, осваиваясь с новой ситуацией в жизни страны, партии, народа и в своей лично жизни, обретшей вдруг долгожданный истинный смысл и посулившей было надежду на многолетнее половое счастье.

– Мне обидно. Но сейчас военное время. Я никого не хочу зря расстреливать… Имена, невзирая на лица и звания. Я жду. – Л.З. успел уже приучить Верочек к властности своих интонаций и к сопровождающим их театральным жестам. – Вы знаете, что мне особенно близка и дорога правда. Этому органу я отдал лучшие годы жизни. Так же, как ваш папа… Имена.

– Учитель географии, – сказала Верлена.

– Истории, – призналась Верста.

– Всех – на фронт! – вскричал в бешенстве Л.З. – И историю и географию… Всех на фронт.

Вдруг до него дошел окончательный смысл происшедшего… война… война…при таком преимуществе в вооружениях, технике и армейском порядке Шикльгрубер может отбросить нас за Урал на три-четыре месяца… Катастрофа… Хохлы, казачество, прибалты, белорусы, чечня, татары, о русских и говорить нечего, наверное, уже носят на руках освободителей… катастрофа… Сталин, не задумываясь, выдаст всех руководящих и неруководящих евреев в кровавые лапы Шикльгрубера… ах швилишикль проклятый.

Л.З. вскочил с гигантского ложа и бросился к телефону.

– Гаков? Это я. Все уже знаете?… Срочно выезжайте в седьмую лесную школу. Всех учителей, включая завуча, невзирая на возраст, на фронт. Да. Разыщите через нар-комздрав некого Вагинова… повторяю по буквам: война, анализ, гибель, ирония, невероятно, оккупация, война. Ва-ги-нов… Всех – на фронт. Остальных – в общем порядке. Скоро буду. – Он бросил трубку и с чувством сказал. – Подлец. Дойти до того, что не указать в «Путеводителе по светлому будущему» на необходимость проверки участниц дефлорации на девичесть… Ну почему?… Почему сволочной этой войне не начаться на сутки позже?… Необходимо бросить еще одну палку – и на фронт… Чтоб первая же бомба Шикльгрубера попала прямым попаданием в сациви Джугашвили… Ленин не позволил бы так провести себя за нос…

– Хорошо, что папа и мама не дожили до этого ужаса…

– Мы так были с тобой счастливы – и вот на тебе… война…

Л.З. вдруг снова полез на Верочек с той самой неимоверной, безумно страстной половухой, которая и по сегодняшний день является, слава Богу, одной из двух главных бы-тийственных сил, бесстрашно и весело плюющих во все дыры черепа смерти, пытающейся покончить с жизнью непременно раньше времени.

Тут вполне уместно было бы потолковать и удрученно, и вдохновенно о том, какова есть похотливая скотина человек, и почему это он таков при наличии у него величавого разума и бесчисленных возможностей достойного соотнесения поведения с Мудростью или, что то же самое, с прекрасной простотой всех норм существования.

Можно было бы потолковать… можно было бы… Но тема ведь эта поистине неохватна, с какой стороны за нее ни возьмись…

Думается только, что если бы различные чувства ужаса перед жизнью, а также осознание безумного зла и уродства истории не были бы столь предусмотрительно уравновешены в человеке вроде бы безрассудным и подчас возникающим как бы ни к селу ни к городу желанием немедленно поебаться, то многие, к сожалению, просто не вынесли бы несуразнейших жестокостей Бытия.

Посему и снабжены мы, в отличие от прочей живой благородной твари, со счастливой беззаботностью не обмозговывающей крайне разветвленного трагизма жизни, совершенно баснословным запасом похоти. Запас этот фантастически и с замечательной откровенностью превышает все мыслимые и немыслимые нужды загадочного дела продолжения человеческого рода, чья кажущаяся беспризорность так огорчительна для потрясенной души нестойкого наблюдателя, окончательно усомнившегося в наличии положительных смыслов как в каруселях частных жизней, так и в отвратительном хаосе истории…

Да что говорить о зле и безумии истории, о ничтожестве современного мира и о невыносимых драмах личностей, попавших, допустим, по недоразумению в зубодробильную и душераздирающую костоломку Рока?