Собрание сочинений (Том 2) (-)

- Послушайте, пра (так сокращенно она звала прабабушку) , сейчас еду кататься на лодке, а сюда придет один господин, мамы дома нет, так вот ему передайте... Да вы слышите меня, пра?

Авдотья Максимовна поморгала веками и проговорила с трудом:

- На какой лодке? Какой господин? Ты с ума сошла...

- Так вот, придет господин, и вы ему передайте письмо. - Гаяна вынула из-за черного фартука крошечный конверт, на котором было написано золотыми чернилами: "Виктору Вульф"... - Это касается одного очень важного дела, прошу не перепутать, - она поджала маленький рот, строго посмотрела на пра и вышла.

Авдотья Максимовна осталась мигать веками, разглядывая крошечный конверт. "Как приказывает, - думала она, - своевольная девчонка, вот велю вернуть, запру в чулан..." Но взглянула на часы, спохватилась, что уже время, и опустилась перед киотом читать молитвы на полуденный сон.

Перед вечером доложили, что пришел молодой человек и спрашивает молодую барышню; Авдотья Максимовна приказала просить; вошел гимназист, Виктор Вульф, с пробором, с хлыстом в руке и при шпорах; он отрекомендовался, сел и уперся затянутой в перчатку рукой о бедро.

- Вот тут письмо... - начала было Авдотья Максимовна...

- Знаю, - перебил гимназист, - позволяете? - Он живо выдернул у нее из пальцев письмецо, прочел, звякнул ошпоренной ногой и воскликнул: - Чисто женская логика. Не угодно ли разобрать, чего она хочет! Послушайте, я на вас полагаюсь; объясните ей, что я никого, слышите, никого не потерплю на своей дороге!

Но в это время из глубины дома послышался голос Гаяны. Виктор Вульф прислушался, три раза мигнул, все еще с достоинством вышел за дверь и там уже припустился бежать по коридору.

Авдотья Максимовна приказала позвать Наташу. Пополневшая, не по годам пожилая, Наташа на вопрос бабушки: что все это значит? - слабо улыбнулась, прилегла на кушетку.

- Я измучилась с этими детьми; просто Вульф хочет жениться на Гаяне; я объясняла, что нужно кончить гимназию и ему и ей; ну что я могу еще сказать? Гаяна ответила вполне резонно, что не я выхожу замуж, а она. Я сказала, что она еще девочка; она ответила, что любить нужно молодым, а не старым; все это верно, бабушка, - они очень смешные дети.

Авдотья Максимовна дала внучке высказаться и приготовила решительный ответ, но, глядя на увядшее ее лицо, задумалась и вдруг задремала.

В сумерках Авдотья Максимовна открыла глаза; в комнате было пусто и тихо; старая мебель, обои, образа, семейные портреты и сувениры - все было неизменным, - таким, как всегда. "Что я хотела, что нужно было сделать?" думала Авдотья Максимовна, помня только, что обязанность требует пресечь, наказать, наставить кого-то... Но кого?

Сегодняшний день представился ей точно сон, и таким же вчерашний, и еще день, и дни, и годы, и десятилетия казались призрачными, неживыми, как сны... И вот среди этой утомительной мглы появилось живое лицо дочери, Варвары Петровны, старенькой, испуганной, беззащитной... "Повесили, эдакую-то, - прошептала Авдотья Максимовна. - Господи! Суров твой закон!"

Бормоча, поднялась Авдотья Максимовна и прошла в молельню. Комната эта стеклянной дверкой соединялась с нежилой теперь парадной залой. Став перед киотом, Авдотья Максимовна услышала за дверкой шаги и негромкие голоса. Она удивилась, оглянулась...

По пыльному паркету двухсветного зала ходили Гаяна и Вульф. Рассекая воздух хлыстом, он что-то взволнованно доказывал. На середине зала они остановились. Гаяна встряхнула стриженой головой и засмеялась. Вульф густо начал краснеть, швырнул хлыст, отвернулся. По надутым губам его было видно, что сейчас заплачет.

Но все переменилось. Гаяна, хохоча, схватила его за шею и принялась целовать... А Авдотья Максимовна в ужасе попятилась, махая костлявой рукой на дверь. А эти двое, как черти, уже скакали по залу, подпрыгивали, кружились... Такого Авдотья Максимовна еще не видала. Это было бесовское действо... Она хотела перекреститься, но рука, налитая свинцом, только дрожала - не поднималась.

По всему дому слышались голоса, хохот, трещали лестницы, топотали ноги. "...Гаяна, Вульф, где вы?.." Чинный и холодный зал, запертый на все ключи вот уже полстолетия, наполнился мальчишками и девчонками, не обращавшими внимания на выпученные в немом негодовании пыльные глаза темных портретов... Ничего не признающая молодость ворвалась и начала отплясывать под бренчанье гитары и мандолины... С последним усилием Авдотья Максимовна кинулась к образам и громко начала читать: "Да вокреснет бог..."

В сумерки Наташа пошла к бабушке - пожаловаться на мигрень (от всего этого шума и бестолочи в доме), на Гаяну, заявившую, что на днях уезжает с Вульфом в Венецию или еще куда-нибудь, на тоску и пустоту, все настойчивее посещавшую Наташу каждым вечером... Перед киотом догорали лампадки, огоньки потрескивали угасая, мерцали золотые оклады. Авдотья Максимовна лежала на полу. На темном лице ее застыл ужас... Наташа вскрикнула, присела... Приподнятая рука прабабушки костью ударилась о паркет...

НОЧНЫЕ ВИДЕНИЯ

(Из городских очерков)