Читаем Собрание сочинений. Том 2. Мифы полностью

Скорее всего, он ее откармливает – и съест. В мозгу запрыгало: «Съест! Съест!» Я уже видел золотой купол церковки на Большой Никитской у консерватории. Я почти бежал рысью, как тот китаец за гробом, я знал наверняка: они еще здесь. Я скакал галопом. Они уходили от меня.

Когда я выбежал на поперечную улицу и очутился перед вальяжно дирижирующей бронзой – рука, удлиненная палочкой, доставала, казалось, до другого края света, – я понял, кто командовал всеми этими китайцами и обманывал меня Сингапуром.

Я только злобно хмыкнул, я же не «бедный Евгений» и не буду спорить с этим истуканом. Не Петр и не Петр Ильич, у него даже имени нет. Наваяли в бетонное время – в угоду начальству – от страха – всех одинаковых, что Гоголей, что Кропоткиных, вот они и правят бал.

Пустота в литой бронзе – любые тайные силы поселиться могут. Прилетели с Индийского океана, с острова Пинанга, например. Как им расхаживать по столице? В виде сиамских кошек куда ни шло, а если шестирукие демоны? Недра иного памятника не хуже отеля. Виктор Гюго. «Отверженные».

Сколько пустых идолов по Москве для темных сил нашим веком приготовлено. А те, что лежат бронзовыми бревнами в траве возле Центрального дома художников, еще страшней.

<p>ГЛАВА ДЕВЯТАЯ</p>

Пришел ко мне человек со слоновьим хоботом и говорил гундосо.

Я когда открыл дверь, просто не поверил своим глазам: стоит на лестничной площадке прилично одетый, в плаще, какой галстук – не заметил: хобот впереди болтался, но галстук был.

– Я вам звонил. У меня поручение к вам, господин Сперанский.

Особенно «господин» – гнусаво и невнятно – в нос, в хобот, я бы сказал, по-японски, если бы был в этом уверен. Я сразу понял (сердце екнуло) – от Тамары. Значит, она мне не приснилась. Был Сингапур, был.

– Да, да, очень приятно познакомиться. Проходите. Пожалуйста, – делаю вид, что не замечаю, что это обыкновенно, чтобы впереди хобот висел.

– А мне, говорит, как приятно, просто выразить вам не умею.

Снял он плащ. Достал большой платок и – громко и гулко высморкался в хобот. Как в трубу.

– Климат в России неблагоприятен, весьма. Простите, может быть, я не так сказал…

– Что вы! Вы отлично говорите по-русски.

– Это вы из любезности. Все так говорят, – а сам выкладывает на стол большой плотный конверт, на котором почерком Тамары написаны адрес и моя фамилия. – Вот вам конверт, господин Сперанский. Можете звать меня Элеф. Не Алеф, а Элеф.

– Спасибо, спасибо, – говорю, – господин Элеф, не стоило беспокоиться.

– Нет, извините меня, господин Сперанский, стоило беспокоиться, – и достает из кармана маленькую пеструю коробочку, перевязанную золотой ленточкой.

– Спасибо, спасибо.

– Пожалуйста, пожалуйста, – серые веки, и хобот скромно опустил, ждет, когда я коробочку распакую и письмо прочту. И что при этом воскликну.

А я ничего этого делать не спешу. Наоборот, верчу коробочку в руках и расспрашиваю:

– Как она там?

– Очень хорошо. Travel – путешествует, по-вашему, по-русски.

– По монастырям с белой миской?

– И по монастырям.

– Как же она живет? Неужели милостыней?

– На Востоке короли с мисками тоже ходят. Для спасения души, так у вас говорят? Рама Пятый ходил. И последний принц – тоже.

– Кто-нибудь о ней заботится? Помогает?

– Мы о ней заботимся. И помогаем.

– Кто это вы, простите?

– По-китайски это не сложно, господин Сперанский. На русский тоже можно перевести: Общество Учеников Будды Тринадцатых После Свиньи.

– Как же это все понимать?

– Вы знаете, господин Сперанский, в свое время, когда Будда ходил по земле, поклониться ему пришли разные звери. Первой пришла Мышь, затем – Бык, Тигр, и так далее, последней пришла Свинья. Всего 12.

– Знаю, – говорю, – я сам в год Дракона родился.

– Вы – мифическое существо, господин Сперанский.

– Но почему все же «После Свиньи»?

– А после Свиньи был еще один, тринадцатый, об этом предания, господин Сперанский, молчат. Но был.

– Кто же это, просветите меня?

– Феномен. Тогда это был тот, кого древние греки называли фавном, а христиане – сатаной. Человек с рогами и копытами. Но были разные феномены – и такие, как я. Вы обратили на меня внимание?

– Да, отвечаю, я обратил внимание, – а сам подумал: «Нельзя не обратить. И как ты по свету ходишь?»

– Со временем нас стало много. Мы все буддисты. Мы объединились и помогаем друг другу.

– А при чем же здесь моя Тамара?

– Она тоже феномен.

– Никакого поросячьего хвостика я у нее не обнаружил. И копыт – тоже.

– Поверьте мне, господин Сперанский, она – чудо. У нее глаза, унаследованные от иранской газели.

– Увы, я в них смотрелся когда-то.

– И вы тоже, господин Сперанский, феномен.

– Мутант?

– Мутант, но в хорошую сторону. Сейчас все больше на Земле таких, как вы, господин Сперанский..

– А поподробнее не расскажете, господин Элеф?

Гость посмотрел на часы – нет, не слоновая нога, волосатая ручища.

– В конверте фотографии для вас, – коротко ответил он. – У меня лекция в РГГУ, простите.

Поднялся и откланялся.

– До встречи. господин Сперанский. Обязательно, до встречи. Всего хорошего.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Недосказанное
Недосказанное

Свободны от связи, но не друг от друга… Пришло время выбрать на чьей ты стороне… Внешне Разочарованный дол – это тихий английский городишко. Но Кэми Глэсс известна правда. Разочарованный дол полон магии. В давние времена семья Линбернов правила, устрашая, наводя ужас на людей с целью их подчинения, чтобы убивать ради крови и магических сил. Теперь Линберны вернулись, и Роб Линберн собирает вокруг себя чародеев для возвращения городка к старым традициям. Но Роб Линберн и его последователи – не единственные чародеи Разочарованного дола. Необходимо принять решение: заплатить кровавую жертву или сражаться. Для Кэми это больше, чем простой выбор между злом и добром. После разрыва своей связи с Джаредом Линберном она вольна любить кого угодно. И кто же будет ее избранником?

Нина Ивановна Каверина , Сара Риз Бреннан

Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Поэзия / Cтихи, поэзия / Стихи и поэзия
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза