Собрание сочинений. Том 2. Путешествие во внутреннюю Африку

Еще до Бенисуэфа природа несколько оживляется. Деревни видны чаще, по берегам мелькают где верблюды, где буйволы, или бараны. Сакии повсеместны и всегда в работе; посевы сахарного тростника желтеют полу созревшие: значит мы невдалеке от огромной сахарной фабрики компании Ибрагима, Камиль-паши и людей близких Мегемет-Али, с которыми ему не стыдно быть заодно по торговым делам. Тут уже не рощи, а целые леса пальм. Пальма красива одна, отдельно стоящая среди здешних безжизненных пустынь или в купе трех, четырех; но целый лес единообразен, почти без тени, без яркой зелени, без примеси других деревьев. Сикомор попадается редко, всегда одиноко, у сакии, чаще у могилы святого. Эти могилы благодетельны для правоверных, ровно как и для неверных; возле них всегда тень, а иногда даже и вода, поставленная набожным человеком. Нетрудно быть признанным за святого у магомметан; мы встречали разного рода их: тот ни разу не осквернил вод Нила, не плюнул в них, не выбросил никакого сора, даже кажется не делал своих умовений нильской водой, – и вот, многоуважаемая его могила возвышается в Миние; другой не пролил крови, даже курицы, не убил мухи, – и он святой. В Миние есть еще могила святого, который удерживает крокодилов по Нилу: далее его могилы, не переступал ни один крокодил; только до Жирже показывается это чудовище во всеувидение, и чем выше, тем чаще; я еще не видал крокодила, хотя мы уже давно оставили Минию.

Гряда невысоких гор подходит к правому берегу Нила в Атфе и уже не оставляет его, служа гранью разлива и оплотом плодородной полосе против песков: она известна под именем аравийской цепи; другая гряда, ливийская, идет с левой стороны по течению Нила, за Юсуфовым каналом и потому почти не видна.

Мы забыли указать монастырь св. Антония, пониже немного Бенисуэфа, на противоположной его стороне; это монастырь коптов греческого исповедания, но если вас не предварят об этом, то не скоро догадаетесь. Только крест, этот символ спасения, который во время службы беспрестанно выносят из алтаря, указывает значение места. Одежда, смесь языка арабского и коптского, сама церковь, поражает вас странным образом: это не нищета, а запустение! Монастырь св. Антония стоит в живописном положении, на крутом, обрывистом берегу.

О Миние можно сказать то, что и о каждом египетском городе, исключая Александрию и Каир, то есть, что он хуже предшествовавшего. Во время путешествия вверх по Нилу это становится более и более заметным, до тех пор, пока, наконец, вы достигнете Судана, где люди и звери живут и промышляют заодно, как мать-природа их научила.

Глава V. От Миние до Эсне

Как хороши ночи, как теплы, звездометны! Являются новые звезды, а наши северные горят иначе; днем жарко: 20 градусов в полдень – очень обыкновенно. На небе порой расхаживают тучи: не надо забывать, что это зима, что январь месяц только в половине. Наш пароход несется быстро, спотыкаясь о мели; того и смотри, что втиснется носом в илистый берег Нила, из которого его нескоро вытащишь. Капитан парохода – араб; знания его ограничены; к этому присоединяется беспечность араба, который, как угорелый, равнодушно смотрит на все совершающееся перед ним, повторяя: «Аллах керим! О чем же хлопочут эти Московы и куда торопятся? Ведь как написано там, свыше, так тому и быть. Инш-Аллах!..». Сколько раз благодарил я мысленно Мегемет-Али за то, что он дал мне пароход; во-первых, мы проезжали в день то, для чего обыкновенно нужно пять и шесть дней на барке, во-вторых, он дал мне возможность увеличить наше общество несколькими русскими еще дней на пять.

Конечно, слышали и прежде берега Нила русскую речь, видели русского человека, хотя изредка, но верно в первый раз услышали хоровую русскую песнь. Время шло быстро, незаметно. Предметы сменялись другими предметами. Деревни, города бежали от нас, как бы угадывая, что мы едем с нарочным приказом от паши. Хуже всего в этих городах и деревнях то, что они имеют вид высушенной грязи, и это по весьма естественной причине: они выстроены из грязи, или из кирпичей, сделанных из ила, с небольшою примесью соломы и высушенных на солнце. Одно несколько разнообразит их – это голубятни, возвышающиеся в виде перешниц, выбеленные и даже выглаженные. Голубятен множество повсюду; голубей здесь едят, ими торгуют, между тем как в Константинополе, в Мекке, считается преступлением убить голубя. Есть деревня Бурач, на левом берегу Нила, которую мы недавно проехали: в этой деревне поставлено правилом не позволять никому жениться, пока не обзаведется своей голубятней. Вот что однажды случилось по этому поводу.

Некто, Мугаммет-Али или Али-Мугаммет, (здесь Мугаммет-Али и Али-Мугамметов больше, чем у нас Иван Ивановичей), захотел жениться, а голубятни нет. Вот он идет сначала к отцу невесты, а потом к муле. – А где твоя голубятня? – спрашивает последний!..

– Нет, а скоро будет.

– Тогда и женишься.

– Отец не станет ждать с дочерью.

– Выберешь другую.

– Никто другой не отдаст за меня, потому что я беден. Мула призадумался, однако, отпустил его с отказом.