Собрание сочинений, том 27

Написав все это, я снова пошел к штраубингерам, где выяснилось следующее. Слишком слабый, чтобы чем-нибудь повредить мне, Грюн организует донос на меня у заставы. Эйз[ерман] нападает на коммунизм на открытом собрании у заставы, где бывают шпики и где никто, конечно, не может ему ответить, не подвергаясь опасности быть высланным. Юнге очень яростно отвечал ему, но вчера мы его предупредили. После этого Эйз[ерман] назвал Ю[нге] рупором третьего лица (это, конечно, я), который-де внезапно, как бомба, проник в среду ремесленников, и он-де хорошо знает, как там натаскивают людей для дискуссий на собраниях у заставы и т. д. Одним словом, он рассказывал здесь вещи, которые равносильны настоящему доносуполиции; ведь хозяин помещения, где происходила эта история, еще за месяц до этого говорил: среди вас всегда имеются шпионы, и полицейский комиссар однажды тоже как-то присутствовал на собрании. На Ю[нге] Эйзерман напал именно как на «революционера». Г-н Грюн все это время находился тут же и вдалбливал Э[йзерману], что он должен говорить. Эта низость превзошла все. Насколько я знаю положение вещей, Грюн несет полную ответственность за все то, что говорит Эйз[ерман]. Против этого абсолютно ничего нельзя поделать. На болвана Эйз[ермана] нельзя напасть на собрании у заставы, потому что это опять-таки значило бы донести полиции о еженедельных собраниях; Грюн слишком труслив, чтобы самомучто-нибудь предпринять от своего собственного имени. Единственное, что можно сделать, это сказать публике у заставы, чтобы они не спорили о коммунизме, потому что это скомпрометирует все собрание в глазах полиции. Напишите же наконец.

Ваш Э.

Впервые опубликовано в книге: «Der Briefwechsel zwischen F.Engels und K.Marx». Bd. I, Stuttgart, 1913

Печатается по рукописи

Перевод о немецкого

14 ЭНГЕЛЬС — МАРКСУ В БРЮССЕЛЬ

[Париж, около 23 октября 1846 г.]

Дорогой М[аркс]!

Документ, направленный против Кр[иге] [74], получил. Он очень хорош. Поскольку подписан он только тобой, то К[риге], конечно, припишет резкий тон первого документа ^{92}лично мне, а после второго принесет повинную, но мне это совершенно безразлично. Пускай себе изливает свою злобу и чернит меня, сколько хочет, в глазах американских штраубингеров, раз это доставляет ему удовольствие.

Из письма Комитету ^{93}ты видишь, каких успехов я добился у здешних штраубингеров. Я не щадил их, черт возьми, я нападал на их самые худшие предрассудки, я заявил им, что они вовсе не пролетарии. Но и Грюн, в свою очередь, усердно лил воду на мою мельницу.

Ради бога, не оплачивайте писем ко мне. Если бы проклятый Леске, который наконец прислал мне за старую дрянь, посланную для П[ютмана] ^{94}, негодный вексель, который я вынужден был вернуть, — если бы эта собака, Леске, не оставил меня без денег, я тотчас же послал бы вам 25 франков для комитетской кассы. Но пока я возьму на себя, по крайней мере, оплату корреспонденции, адресуемой мне.Если я не оплатил предыдущего письма, то это произошло из-за того, что было слишком поздно, и я успел его отправить, только бросив в почтовый ящик. Как только Л[еске] пришлет мне деньги, вы получите часть их.

Никому из штраубингеров не будет показан ответ, направленный Кр[иге], так как иначе он стал бы известен Гр[юну]. Мы должны скрывать от этого субъекта все до тех пор, пока он не кончит свою обработку книги Прудона с примечаниями К. Грюна. Тогда он будет в наших руках. Он совершенно отказывается в ней от многих своих прежних взглядов и душой и телом присоединяется к прудоновской спасительной системе. После этого он… ^{95}уже не сможет больше спекулировать… ^{96}на этом, если он опять не повернет обратно.

Вейтлинг еще в Брюсселе?

Со здешними штраубингерами я надеюсь справиться. Правда, эти парни ужасно невежественны и по условиям своей жизни еще совершенно незрелы. Конкуренции между ними нет никакой. Заработок всегда находится на одном и том же уровне. Борьба с мастером идет вовсе не из-за заработка, а из-за «высокомерия подмастерьев» и т. д. На портных оказывают теперь революционизирующее действие магазины готового платья. Если бы только портняжное дело не было таким гиблым ремеслом!