Читаем Собрание сочинений (Том 3) полностью

Галя была гораздо выше и крупнее старшей сестры: сильные плечи, длинные ноги. Тяжеловатыми чертами напоминала свою мать, но обольстителен, если всмотреться, был румянец сквозь темно-золотую кожу, и овал лица, правильный как яйцо, и стройная круглая шея, и длинные голые темно-золотые руки. Это был тот загар, который дается не курортной путевкой, а постоянной, без отлучек, жизнью под здешним солнцем; та сила, что не достигается гимнастикой, а получена от рождения. Черные ее глаза думали, дышали, поглощали.

Сестра моя, подумала актриса.

Вместо куцего вылинявшего платьишка, в котором она была дома, Галя надела менее куцее и менее вылинявшее - наверно, ее лучшее, принарядилась по случаю моего приезда. Сестра, милая, я тебе пришлю кучу тряпок, половину того, что у меня есть, пришлю тебе!

- Ну, теперь рассказывай про себя, Галочка.

- Что про себя?

- Как ты живешь.

Галя повела плечом:

- Не знаю. Живу...

- Ты действительно не надумала, что после школы?

- Лучше вы расскажите, - сказала Галя.

- Опять "вы".

- Ой, да я не могу, - сказала Галя и засмеялась. Сверкнула белая полоска зубов.

- Что за ерунда.

- Ну хорошо, ты. Расскажи что-нибудь.

- Что же рассказать тебе? Хочешь, расскажу, где я побывала. Я во многих странах побывала. Даже не верится, что была, например, в Индии и на слоне ездила.

- Про это теперь много пишут, - сказала Галя, - во всех журналах. Все описывают, где кто побывал. Вы и в театре играете или только в кино?

- Главным образом в театре. Театр - мое постоянное место, моя служба. В кино я снимаюсь от случая к случаю.

- Интересно, - тихонько сказала Галя, - как это играют? Как это, я не понимаю, изображают то героиню, а то какую-то такую мразь, что ее, наверно, и играть противно... а то королеву - вот я видела в Феодосии "Марию Стюарт"...

- Ты хочешь сказать - как возможны такие переходы из оболочки в оболочку?

- Ну да, из одной оболочки в другую, и все смотрят, волнуются, плачут даже. Это, кажется, называется, я читала: перевоплощение.

- Мне нравится, - сказала актриса, - слово "лицедейство". Очень жаль, что его заменили всякими перевоплощениями. Ничего в нем нет плохого, "лицедей" куда точнее, чем "актер". Я лицедейка в хорошем, профессиональном смысле. Меня лицедейству учили в институте пять лет. Выучили играть и героинь, и мерзавок, и умных, и дур. И королев в том числе. Но это не перевоплощение, я не знаю, что это. Как бы я себя ни ввинчивала в чужую кожу - никогда не отключаюсь от реальной обстановки, от того, что меня окружает в действительности. Вот, говорят, Михаил Чехов, был такой актер, тот играл сумасшедшего и на самом деле сошел с ума, прямо после спектакля в психиатрическую увезли. Может быть, это гениальность, не знаю. Я ни на секунду не забываю, что я на сцене. Все замечаю - и как играют товарищи, и реакцию публики, и каждую накладку... Видишь тот камень, - прервала она себя и рукой показала на соседнюю вершину, - это мой камень! Я туда отдохнуть уходила. Запрячусь за него и посижу с книжкой, почитаю спокойно. Только, по правде говоря, не часто это бывало... А кто сейчас в "Голубой бухте" в библиотеке, все Ольга Ивановна?

- Новая. Ольга Ивановна к сыну уехала. На пенсию вышла.

- Ты берешь там книги?

- Беру. Ольга Ивановна когда уезжала, велела мне давать. Этим сестрам, она сказала, книги на пользу. Нам с вами, - пояснила Галя и глянула исподлобья. - А накладка - это что?

- Это когда должна выехать фурка и не выезжает, заело, или окно повесили криво, или актер забыл реплику и несет от себя... А реакцию публики я так наблюдаю. Выберу два-три лица поближе и слежу, какое на них производит впечатление. Не обязательно самые умные лица, лучше, наоборот, попроще, они воспринимают непосредственней, а еще лучше какое-нибудь сонное, зевающее - уморился, знаешь, на работе, пришел в театр, сел в кресло и чуть не спит... И вот если перестанут зевать, кашлять, вертеться, начнут смотреть и слушать как следует, - значит, все в порядке, ты понимаешь? Понимаешь?! А если еще смеются где нужно, а тем более если плачут, - ну, тогда!.. Тут что говорить. Тут и аплодисментов не нужно Что эти хлопки по сравнению с их слезами. Тут, кажется, жизнь бы им отдала...

- А сами в то же время представляете.

- А сама в то же время представляю. Люблю, интригую, спасаю, убиваю, умираю! А как все оно слито, не могу объяснить. И вряд ли кто-нибудь может объяснить.

Она вдруг испугалась - как смотрит на нее Галя.

Что это я, будто заманиваю.

- А у вас самодеятельности нет? Никогда не участвовала?

- Участвовала. - Галя отвела глаза.

- Где?

- В школе у нас.

- И как?

- Елизавета Андреевна запретила.

- Почему?

- Она сказала - поскольку у тебя по математике тройка, ты не можешь участвовать в самодеятельности.

- А получалось у тебя? Ты что делала?

- Стихи читала.

- Хорошо читала?

- Я не знаю. Говорили - хорошо. У нас много девочек хорошо читает.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тихий Дон
Тихий Дон

Вниманию читателей предлагается одно из лучших произведений М.Шолохова — роман «Тихий Дон», повествующий о классовой борьбе в годы империалистической и гражданской войн на Дону, о трудном пути донского казачества в революцию.«...По языку сердечности, человечности, пластичности — произведение общерусское, национальное», которое останется явлением литературы во все времена.Словно сама жизнь говорит со страниц «Тихого Дона». Запахи степи, свежесть вольного ветра, зной и стужа, живая речь людей — все это сливается в раздольную, неповторимую мелодию, поражающую трагической красотой и подлинностью. Разве можно забыть мятущегося в поисках правды Григория Мелехова? Его мучительный путь в пламени гражданской войны, его пронзительную, неизбывную любовь к Аксинье, все изломы этой тяжелой и такой прекрасной судьбы? 

Михаил Александрович Шолохов

Советская классическая проза
Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза