- Ты такая, как все ребята, - сказал он, - только в тебе убита воля, ты разучилась говорить себе: я должна. Ты должна ужинать один раз, а не два. Должна мыться холодной водой. Должна учиться, чтоб назло фашистам стать грамотной и умной. Должна дышать свежим воздухом. А все остальное насчет слабости и прочего - мы пошлем к черту, ладно? Не обращай внимания на слабость, вот ее и не будет. И ничего ты не слабенькая, я сам видел, как ты миску каши уплела.
Вот так он меня с моей дистрофией сразу взял в оборот. И удивительно - я стала делать все, чего, казалось мне, не могла делать дома, при маме. Даже принимала рыбий жир.
Говоря по правде, делала я это все, чтобы Сергей Иванович меня похвалил. Уж очень мы все его уважали. Маму я, конечно, тоже уважала, но она была привычная, своя, она была все равно что я сама, а от человека чужого, важного, который всем распоряжается, сидя в кабинете за письменным столом, очень бывало приятно услышать похвалу. И к тому же он подкупил меня бабочками.
На стене его кабинета, между двумя книжными шкапчиками, висел ящик со стеклянной крышкой. Под стеклом на булавках сидели разноцветные бабочки. Некоторых я до войны видела на даче, как они летали, махая крылышками, некоторых даже знала по имени - капустница, крапивница, - но по большей части были такие, каких я никогда не видала, в том числе была одна с фиолетовыми глазками на крыльях и один толстый жук с рогами. Я спросила Сергея Ивановича:
- Откуда у вас столько много бабочек?
- Я их наловил, - ответил он. - Всю жизнь ловлю и наловил. Я был меньше тебя, когда начал ловить. А некоторых мне прислали из других стран. Вот эту белую с зеленым отливом, например, мне прислали из Южной Америки. Я тому человеку послал нашу капустницу, а он мне эту красавицу. Ведь красавица, правда?
- Красавица, - повторила я, и мне стало ужасно интересно.
- Будешь пить рыбий жир, - сказал он, - я тебе ее отдам в вечное владение.
- Он противный, - сказала я.
- Зато она-то какова, - сказал он. - А насчет того, что он противный, это опять-таки кажется. Многое нам кажется, а разберешься хорошенько ничего нет страшного, просто померещилось. Побольше соли на кусочек хлеба, закусила - и порядок.
И что вы думаете, он мне эту бабочку действительно подарил, она у меня дома до сих пор цела в коробочке от зубного порошка. И я цела до сих пор - выходили меня в детдоме. А вы бог знает что про нас с ним навыдумывали.
Тут открылась дверь - и вошел Сергей Иванович.
- Что это у вас, товарищи? - спросил ом. - Вечер воспоминаний?
- Да, - сказала Таня, - вспомнила, какая я дохлая к вам в детдом поступила.
- Да уж, - сказал Сергей Иванович. - Привели девчонку с расшатанной волей, на все твердит "не могу", всего боится: холодной воды боится, рыбьего жира боится, арифметики боится, спать на кровати боится, подайте ей плиту. Гулять она слабенькая, заниматься слабенькая, от всего дельного отучена. Доктор твердит: осторожно, истощение. Ну, вернули ей человеческие навыки, укрепили волю, она и потопала дальше по жизни, и вот видите, какая тут сидит - никак опять новое платье, Танюша? Молодчина, тебе к лицу.
1972
ПРИМЕЧАНИЯ
В третьем томе собраны произведения "малой прозы" Пановой - ее повести и рассказы разных лет (1949 - 1972 гг.). Несколько выделяется по объему лишь "Ясный берег", "многонаселенная" повесть, продолжающая по форме сюжетно-композиционные принципы ее первых крупных произведений.
С начала пятидесятых годов Панова все чаще локализует содержание своих повестей и рассказов, сжимая их до истории одного-двух главных действующих лиц ("Сережа", "Валя", "Володя", "Мальчик и девочка", "Про Митю и Настю" и др.). На первое место выдвигаются задачи портретно-психологического плана, требующие концентрации жизненного материала и углубления во внутреннюю духовную жизнь отдельного человека, чаще всего ребенка или подростка.
Важное место среди произведений этого плана занимает проза для кино киноповести и кинорассказы, которые требовали от автора особой сжатости повествования. После успешной экранизации нескольких рассказов и повестей ("Сережа", "Евдокия", "Вступление") Панова создала ряд произведений, предназначенных одновременно и для воплощения на экране, и для литературного чтения. Таковы ее киноповести "Рабочий поселок" (1964), "Рано утром" (1964), "Саша" (1965), изданные отдельной книгой (В е р а П а н о в а. Рано утром. Повести. Л., 1966). Так же читается "Мальчик и девочка" - полнометражный сценарий, развернутый из короткого рассказа.