"Хороший парень Бекишев", - думал Коростелев, когда, объехав поля, где уже пахали под зябь, они верхами возвращались с фермы.
Ехали по жнивью, напрямик, и выехали к речке. В лицо им пахнуло сладостной влажной прохладой.
- Не искупаемся? - спросил Бекишев.
- Можно...
Привязали лошадей и разделись в тени под ивами. На речке в этот час было нелюдно, только метров на сто повыше прыгала и плескалась в воде стайка голых коричневых мальчишек.
Коростелев сбежал с берега, нырнул, вынырнул и поплыл красивым кролем. Бекишев плыл рядом на спине, блаженно зажмурив глаза.
- Ах... хорошо! - сказал он.
Выходя на берег, чувствовали во всем теле свежесть, бодрость, могучий бег крови. Коростелев лег ничком на песок.
- Хорошо! - повторил Бекишев.
- Каждый бы день раза два так окунуться, - сказал Коростелев, прижавшись щекой к песку, - никакого курорта не надо.
- Я каждый день купаюсь.
- Не понимаю, - сказал Коростелев.
- Чего не понимаете?
- Как это вы ухитряетесь каждый день. Я с утра как закручусь - только тогда и опомнюсь, когда все люди спать полегли. Иной раз подумаешь: эх, сбегать бы на речку! - и ни черта времени не выкроишь.
- Вот - выкроили же, - улыбнулся Бекишев, одеваясь.
В белой рубашке с засученными выше локтей рукавами, коренастый, сильный, он сидел рядом с Коростелевым, выбирал, не глядя, из песка маленькие круглые ракушки и бросал их в воду, в какую-то ему одному видимую мишень.
- Не знаю, - сказал Коростелев нехотя, - живу я как будто правильно...
- Это вам кажется, - сказал Бекишев и, нацелившись, бросил ракушку.
- По-вашему - неправильно живу?
- Абсолютно неправильно.
- Это почему же?
- Даже искупаться времени не хватает. Что же тут правильного? Ну, купанье - полбеды, мелочь; а вот то, что вы не учитесь, это уже совсем неправильно и даже преступно.
Эта мысль не раз приходила Коростелеву в голову, она была тревожная, он гнал ее. "Когда мне! - думал он. - Вот наладятся дела, тогда буду учиться".
И сейчас он сказал:
- Пока не приведем совхоз в цветущее состояние, мне учиться некогда. Данилов говорил, зимой курсы какие-то будут в области для директоров совхозов - значит, съезжу, поучусь. А что касается купанья и прочего, то я сколько раз, еще даже когда пионером был, составлял режим дня, и моментально этот режим летел кувырком, не знаю почему.
- Вы уверены, - спросил Бекишев, внимательно дослушав до конца, - что вам удастся привести совхоз в цветущее состояние, не учась систематически и всерьез? Жизнь идет вперед - не боитесь отстать?
- А наша практика? - возразил Коростелев, поднимаясь с живостью. Практику вы ни во что не считаете?
- Не верю в теорию без практики, - сказал Бекишев. - Не верю в практику без теории. Через пять лет вы не сможете руководить совхозом. Даже раньше: через два-три года. - После каждой фразы он быстрым и резким движением бросал ракушку. - Через десять лет почувствуете себя балластом. Те самые люди, которыми вы сейчас руководите, опередят вас. И ничто вам тогда не поможет - ни боевые заслуги, ни практические знания, ни то, что вас любят, - да, вас любят, полюбили... очень хорошо относятся... но, все равно, отставания не простят.
- А время-то, время! - закричал Коростелев. - Где я его возьму, ведь сутки-то мне никто не удлинит!
И тут Бекишев рассердился - в первый раз. Словно туча нашла на его лицо, и взгляд стал жестким.
- Не хочу уговаривать, будто вы маленький, - сказал он холодно, не глядя на Коростелева. - Ребяческая увертка. Вы ее придумали, чтобы перед самим собой оправдаться. А тут просто лень, обыкновенная мальчишеская лень, вот как школьнику не хочется учить уроки... Поехали.
"Он прав, и нечем крыть, - думал Коростелев, одеваясь. - Надо, надо учиться! - думал он, едучи вдоль берега рядом с Бекишевым. - В этом году, кажется, уже поздно подавать заявление, но в будущем подам... обязательно! А то - в самом деле отстанешь, безнадежно отстанешь, пропадешь!.."
Летом жизнь становится уже совершенно лучезарной.
Летом человек купается в речке, потом вылезает на берег и обваливается в горячем песке, как котлета в сухарях, и тут же из песка строит крепости и города, потом опять лезет в воду, и вслед за ним ныряют с берега длинноногие лягушки, а на кончике ветки сидит, задремав, вся в солнце золотая стрекоза и чуть-чуть покачивается вместе с веткой.
Летом роща, которая зимой так далеко, оказывается расположенной совсем близко от дома; Сережа ходит туда каждый день. Это первое лето, что мама разрешила ему ходить в рощу с мальчиками, без взрослых. А как без взрослых хорошо, если бы они знали!
Летом не надо зашнуровывать и расшнуровывать ботинки (никчемное занятие, придуманное на страданье людям) и вообще тратить время на одеванье и раздеванье: бегаешь в трусиках, и только вечером мама кричит с крыльца:
- Сережа, где ты, иди надень рубашку, уже свежо!
И каждый день щедро дарит нежданные открытия и радости.
Самая большая Сережина радость этим летом - галка.
Галку принес Васька. Она была желторотая, летать не умела, ходила с трудом, припадая к полу и волоча хвост.
- Где ты ее нашел? - спросил Сережа.