Собрание сочинений (Том 3)

- Так-таки решительно ничего не вычитали?

- Вычитал, что сердце у вас доброе и что человек вы широкий. Для хозяйственника этого недостаточно.

От раздражения у Коростелева сперло дыхание.

- Потому что вы не фронтовик, - сказал он. - Вы, говорят, всю войну замполитом проездили в санитарном поезде. А фронт надо глазами повидать, чтобы понять, почем фунт лиха и что такое тот партизанский колхоз.

Данилов принял упрек - не дрогнули чугунные плечи, только покраснел слегка.

- И вы считаете, что без вашей щедрости партизанский колхоз не выйдет из затруднений? Никто не печется о колхозе, один товарищ Коростелев, дай ему бог здоровья...

И Коростелев покраснел - даже лоб у него стал темно-красным.

- Гречка говорит...

- А мне безразлично, что там говорит Гречка. Он и в другие наши совхозы заезжал, да не вышло дело - отказали... Вы знаете, какую помощь оказывает государство освобожденным районам? Я вам цифры покажу: сколько туда завезено скота, инвентаря, стройматериалов. Гигантские масштабы восстановления иначе как плановым порядком немыслимо осуществить. А ваша благотворительность липовая. Никому не нужна и ничего не решает. Не говоря уже о том, что здесь преступление, за которое следовало бы исключить из партии. И вас, и Гречку.

У Коростелева в глазах помутилось, пот большими каплями выступил на висках. Исключить из партии! Нет, он, кажется, сказал "следовало бы". Бы. Да-да, он сказал - "бы"...

- Вы знали о том, что распределение скота идет централизованно, через Племзаготскот? Знали, что за народное имущество, вам доверенное, вы головой отвечаете? Знали, что у нас социалистическое хозяйство, а не частная лавочка?

Данилов спрашивал тихим голосом, жестко двигая тонкими губами маленького рта. Поблескивал золотой зуб...

- В воинских рекомендациях отмечается ваша дисциплинированность. Решили, что если война кончена, то дисциплину побоку?.. Должен вам сказать, что вы на волоске висели, товарищ Коростелев, с того самого дня. Сильно чесались у меня руки - снять вас, что называется с треском, чтобы другим неповадно было. Потом подумал: дай погляжу, как он выдержит летний сезон. Обеспечит совхоз кормами, заложит фундамент для дальнейшего развития - прощу за Аспазию, не буду ставить вопрос о снятии...

Коростелев вынул платок и вытер лицо.

- Но разговор в партийных инстанциях должен все же состояться. Я не допущу, чтобы в моем тресте разбазаривали племенной скот.

Коростелев слушал, машинально водя платком по щекам и по шее...

Данилов глянул внимательно, лицо его смягчилось.

- Соображать надо, - помолчав, сказал он другим тоном, с досадливым сожалением. - Не взыскать с вас - другие тоже начнут раздавать направо и налево. Чувствительных-то сердец много. Ведь уже по всем совхозам звон пошел. Шуточки - дочь Брильянтовой. Брильянтовая записана во всесоюзную книгу высокопродуктивных животных. Целая литература о ней существует, и о потомках ее, и о предках. Не читали небось? Возьмите, поинтересуйтесь, в тресте есть... И вот что мне скажите: допустим, Гречка не вас разжалобил бы, а кого-нибудь из ваших подчиненных, хотя бы Иконникова, и Иконников ему вот этак, из рук в руки, отдал бы дочку Брильянтовой, - взыскали бы вы с Иконникова? Нет, уж будьте добры, ответьте на вопрос: взыскали бы или нет?

- Взыскал, - мрачно ответил Коростелев, отвернувшись.

- Вот то-то. Дело это принципиальное. Речь не просто о телке. Речь о всем нашем высшем порядке, надо понимать. - Данилов снова взял отчет, стал перелистывать. - Кирпича восьмую сотню заканчиваете? Хорошо. И куда предназначили?.. - Они заговорили о строительстве, и об Аспазии больше не было сказано ни слова.

Данилов приехал в августе.

Три дня он провел в совхозе, все осмотрел: тока, и зерно на токах, и постройки, и завод. Обещал, что к будущему сезону совхоз получит станок для выделки черепицы, есть договоренность с ленинградским заводом. Обещал подбросить стройматериалов... Был на пастбище, смотрел стадо, ночевал с пастухами на левом берегу. Данилова знали в совхозе давно, с довоенных времен, и любили, хоть был строг. Как-то вечером застал его Коростелев на квартире у скотника Степана Степаныча, в компании старых рабочих. Степан Степаныч играл на гармони, а гости, и Данилов в том числе, пели: "Хороша страна Болгария, а Россия лучше всех". У директора треста оказался высокий тенор, он часто фальшивил, но пел истово и серьезно, отбивая в воздухе такт большой рукой, сложенной лопаточкой... "Кажется, я один с ним держусь натянуто, - думал Коростелев, видя, как все кругом запросто обращаются к Данилову, - а для других он добрый мужик, свой брат".

На четвертый день Коростелева вызвали на бюро райкома.

Когда вошел в знакомую комнату и увидел, что в углу на диване сидит Данилов, - понял: сейчас будет поставлена точка над делом об Аспазии. В первый момент обрадовался: пусть точка, пусть положат ему взыскание, какое сочтут справедливым, - и конец. Больше это не повторится. Но вдруг подумал: а ну, как исключат? Горельченко - человек крутой, неожиданный... Бледнея и забыв поздороваться, Коростелев тихо сел на стул у двери.