Несмотря на кажущиеся формальные отличия, группа «Би-2» имеет больше отношения к «Голубым гитарам» или «Цветам», чем к «Аквариуму», «Наутилусу», Науменко или Летову. Дело в той энергетике и проекции реальности, которые они пытаются навязать остальным. С точки зрения сбалансированности социокультурной ситуации, этот момент закономерен. С точки зрения моих вкусов – это дерьмо, жвачка, которая делается для того, чтобы человек не слушал музыки, думая, что он ее слушает.
Классика, даже те, кто в свое время считались революционерами, сейчас выполняют те же функции. Если классику подавать в соответствующей знаковой системе (концерт, костюм и т. д.), она выполняет консервативную функцию. Даже если человека за это произведение выгнали со двора и лишили звания капельмейстера. Любую музыку можно оживить, например, того же Моцарта можно сыграть, не искажая нот так, что москальская аристократия будет плеваться и уходить с концертов. А уж если его слегка переделать, так Моцартом можно всех взбесить. На время кончено – общество быстро адаптируется ко всему, кроме свинца и динамита.
Музыка очень хитрая вещь, здесь много зависит от подачи. Это называется остраннение знаково-выразительного ряда, восстанавливающее его исходное культурное значение. Современное исполнение классики в академическом смысле выполняет консервативную общественную функцию. Хотя сами по себе произведения магических композиторов типа Баха или Генделя, которые были связаны с магическими орденами, несут деструктивный потенциал по отношению к основной функции биоса – коснеть.
ЕК: Как Вы думаете, Вас когда-нибудь могут сделать классиком?
ИК: Думаю, пока нет, прошло не так много времени. Пока человек живой, его трудно повернуть в какую-то сторону без его согласия. А в принципе повернуть можно кого угодно. Поэзия Маяковского или Велимира Хлебникова в данный момент революционна? Думаю, нет. Любой бунт бывает приручен. Нет абсолютного бунта, который бы сохранял свой потенциал через 100 или 200 лет. Общество настроено на то, чтобы любой бунт скорректировать, т. е. разработать вокруг него систему культурного комментария. Любое нормальное искусство взывает непосредственно к действию. Стандартное поведение на первых рок-н-ролльных или панковских концертах – это истинная функция искусства. Функция искусства – непосредственно управлять людьми, как минимум, а в крайних и пока малодоступных случаях, типа Иисуса Навина, управлять природными силами. Нормальный человек этого не хочет, он всю жизнь пытается забыть, что он разумное животное. Задача человека – убить в себе Бога, чем он и занимается с утра до вечера.
ЕК: Как Вы думаете, возможно ли Ваше совместное творчество с Бутусовым?
ИК: Absolutely not.
ЕК: Why?
ИК: Он в настоящий момент не представляет для меня интереса. Я прекрасно понимаю, что он может, а что нет. Я мог бы пригласить его в какой-нибудь проект спеть, если бы мне нужен был как выразительное средство его голос.
Мне предлагали рок-н-ролльные группы писать для них песни. Я спрашиваю себя: «Зачем?» Для этого мне надо сильно регрессировать, это будет неестественное выражение, стилизация под самого себя. Оно вряд ли будет удачным, потому что люди легко распознают первичную энергию.
ЕК: Все это почувствуют? Даже мальчики в наушниках?
ИК: Для этого не надо быть тонким, достаточно быть молодым. Это животное чувство, когда тебя вырывает из тела. Его хорошо передают современные глаголы «торкать» и «не торкать», которые фонетически совпадают с английскими глаголами «turn out» и «turn on». Почему, если судить по цифрам продаж, до сих пор столь популярен весь советский рок-н-ролл 1980-х? Потому что он обладал подлинной энергетикой, пусть она и была технически несовершенно выражена.
ЕК: А у подлинной энергетики есть будущее?
ИК: Есть, но она не может прийти в той же форме. Это будет другой стиль, может быть, она вернется в хип-хопе, и Дельфин – это только первая ласточка. Многие, кто посетил последние хип-хоповые фестивали, рассказывают про провинциальные группы, про настоящее дно жизни. Конечно, там сплошной «fuck», отрицалово, но зато заквашено все на настоящей энергии. Настоящая энергия отличается тем, что человек чувствует принадлежность к вибрациям верхнего порядка, испытывает высвобождение духовного от телесного. Телу сообщается животная подвижность. Это можно почувствовать, но нельзя описать словами. Если бы ощущение от подлинной музыки передавалось словами, она бы была не выше слов.
Любое творчество принадлежит к области мистических дисциплин, литература в наименьшей степени. Критика симфонии – только критика симфонии, музыки, ее читая, все равно не услышишь. Слова типа «тащит», «торкает» останутся основными элементами описания наличия или отсутствия этого определенного психофизиологического переживания, которое присутствует в подлинной музыке.
В искусстве надо действовать так, как действует террорист