Собрание сочинений. Том 3. Non-fiction

Вопрос: Считаете ли вы себя поэтом? Есть ли у вас «неозвученные» стихи? Есть ли разница между рок-поэзией и поэзией в нашем обычном понимании слова? (М. Осовский, девятиклассник, г. Саранск.)

ИК: Поэтом себя считаю, иначе бы не писал. «Неозвученные» стихи есть, и озвучивать их не надо, они создавались с совершенно иными задачами. Я их пишу отдельно от текстов песен (отдельно – в психологическом плане: при особом настрое, при особых обстоятельствах и так далее).

Корр.: Эти стихи где-то печатались?

ИК: В первом номере журнала «Урал» за этот год, в экспериментальном номере. Но всерьез я не пробовал стучаться в издательства. Мне это кажется странным – идти куда-то, клянчить: «Напечатайте меня». В рок-поэзии есть, конечно, свои особенности: иные корни, иные традиции, иной образный строй, отличная метроритмика. Это все детали, но их совокупность и создает рок-поэзию. Однако мера специфики такова, что не дает говорить о рок-поэзии как о чем-то, коренным образом отличающемся от поэзии в целом.

Вопрос: У меня создалось мнение, что вы поклонник небезызвестного БГ. У БГ есть чему поучиться, но подражать ему… (А. Воробьев, г. Новокузнецк.)

Вам не кажется, что темы ваших песен мелковаты? Боюсь, что «Наутилус» плавает в «Аквариуме». (В. Подымов, 17 лет, г. Липецк.)

ИК: Да! Кому хочется так думать – пусть так и думает.

Вопрос: Пишу второй раз. Хочу принести извинения И. Кормильцеву и «Н. П.» за свои слова о заимствовании. Недавно ЦТ транслировало новую песню «Я хочу быть с тобой!» Ничего подобного я никогда не слышал. С превеликим удовольствием констатирую, что я ошибался! (А. Воробьев, г. Новокузнецк.)

В ваших песнях иногда можно услышать жаргонные слова и выражения. А как вы сами относитесь к жаргону? Часто ли употребляете в своей речи? (Кожатовы, г. Ивдель Свердловской обл.)

ИК: С кем говоришь – так и говоришь. В соответствующей среде иногда удобнее пользоваться жаргоном в силу конвенции, взаимопонимания. А в песнях, если бы мы писали о быте современной молодежи, жаргон был бы оправдан. У нас же сюжеты достаточно абстрактны. Там жаргон ни к чему, хотя в принципе ничего страшного в жаргоне нет. Вообще ничего страшного нет ни в одном слове. Страшной может быть жизнь, стоящая за словом, но не само слово.

Корр.: Когда ты встречаешься с человеком, речь которого ограничена лишь жаргоном…

ИК: Так это же хорошо! Сразу понимаешь, чего такой человек стоит. Страшнее, когда лексика ограничена литературно- или научноподобными фразами, когда человек начинает прикрываться выражениями типа: «Мы у себя последовательно осуществляем взятый курс на демократизацию норм общественной жизни…»

Вопрос: Ставите ли вы целью своего творчества привлечение молодежи к размышлению или вы работаете на чувства людей? (P. Дисбар, г. Свердловск.)

ИК: Мы живем в самом сердце нации, которую никто по степени метафизичности не превзошел. У нас бывает только да – нет, черное – белое, чувства – разум. Если есть разум – нет чувств, если есть чувства – нет разума. Если рабочий, то не крестьянин, если крестьянин, то не рабочий. И это в государстве, которое исповедует диалектическую философию. Я пишу стихи. Есть содержание, которое воздействует на разум, и есть эмоциональное поле, которое воздействует на чувства.

Вопрос: Нужно ли начинать сочинение песен на английском языке для выхода на международную арену? (А. Байков, студент, г. Куйбышев.)

ИК: Если просто переводить на английский язык уже готовые тексты, думаю, это будет еще непонятнее для западного слушателя, чем звучание на чистом русском. Почему? В силу нашей культуры намеков, культуры эзопова языка. В силу иного устройства и организации материала. В силу иного мировосприятия. Если писать по-английски о каких-то третьих проблемах, независимых, назовем их так, я не очень представляю, что это за проблемы. К тому же здесь есть реальная опасность раствориться в космополитизме в самом дурном смысле и потерять полностью свое лицо. Я бы с такой легкостью и уверенностью, как это делает Борис Гребенщиков, не взялся написать песню на английском. Здесь есть определенная доля недомыслия: утверждаться на рынке, не зная, что этому рынку сказать. Может быть «зажатость» рамками родного языка. Невозможность интегрироваться с мировой масс-культурой нас еще сохраняет, делает самобытными, определяет положительные качества нашей музыки для того же западного слушателя. Козьму Пруткова можно перевести на какой-нибудь язык? Конечно, можно. Слово в слово. Станет он понятным англичанину или французу? Да никогда в жизни!