Под колыбельный рокот рельсовусталой смазчицей экспрессовдремала станция Зима.Дремал и шпиль на райсовете,дремал и пьяница в кюветеи сторож у «Заготзерна».Совсем зиминский, не московский,я шел и шел, дымя махоркой,сквозь шелест листьев, чьи-то сны.Дождь барабанил чуть по жести…И вдруг я вздох услышал женский:«Ах, только б не было войны!..»Луна скользнула по ометам,крылечкам, ставням и заплотам,и, замеревши на ходу,я, что-то вещее почуя,как тень печальную ночную,увидел женщину одну.Она во всем, что задремало,чему-то тайному внимала.Ей было лет уже немало —не меньше чем за пятьдесят.Она особенно, по-вдовьиперила трогала ладоньюпод блеклой вывеской на доме:«Зиминский райвоенкомат».Должно быть, шла она с работы,и вдруг ее толкнуло что-тонеодолимо, как волна,к перилам этим… В ней воскреславойна без помпы и оркестра,кормильца взявшая война.Вот здесь, опершись о перила,об эти самые перила,молитву мужу вслед творила,а после шла, дитем тяжка,рукою правою без силыопять касаясь вас, перила,а в левой мертвенно, остылобумажку страшную держа.Ах, только б не было войны!(Была в руках его гармошка…)Ах, только б не было войны!(…была за голенищем ложка…)Ах, только б не было войны!(…и на губах махорки крошка…)Ах, только б не было войны!(…Шумел, подвыпивший немножко:«Ничо, не пропадет твой Лешка!»Ну а в глазах его сторожкоглядела боль из глубины…)Ах, только б не было войны!1963