Вот оно, исполинское Брокгаузово творенье:изобилье и тяжесть томов с приложением тома карт,вся немецкая истовость,неоплатоники и гностицизм,первородный Адам и Адам из Бремена,тигры и татарва,четкость печати и синева морей,память времен и лабиринты времени,истины и ошибки,помесь всего со всем, неохватная для любого,итог многолетних бдений.А в придачу — беспомощные глаза, неслушные пальцы, неразборчивые страницы,зыбкая мгла слепоты и стирающиеся стены.Но еще и новый обрядсреди прежних, зовущихся домом,новая тяга и новая близость,эта таинственная любовь ко всему,существующему без нас и помимо друг друга.НЕКТО
Дни, отданные зряшному труду, —забыть о веке одного из многихпоэтов южного материка,которому судьба или созвездьяпослали плоть, не давшую потомства,и слепоту — тюрьму и полумрак,и старость, утро подступившей смерти,и славу, что не стоит ни гроша,и навык ткать все тот же пятистопник,и въевшуюся нежность к словарям,миниатюрным кропотливым картам,точеной кости, детскую тоскупо вековой латыни и осколкипейзажей Эдинбурга и Женевы,и забывание имен и дат,и культ единого Востока, чуждыйнародам многоликого Востока,и ожиданье сбывшихся надежд,и ложные ходы этимологий,и сталь саксонских кованых созвучий,и каждый вечер новую луну,и этот город — скверную привычку,и вкус изюма, и простой воды,и шоколада, мексиканской сласти,монеты и песочные часы,чтоб нынче вечером — одним из многих —он вновь смирился с горсткой этих слов.ДВА ЛИКА БЕССОННИЦЫ
Что такое бессонница?
Вопрос риторический: я слишком хорошо знаю ответ.
Это страх и вслушивание всю ночь в тяжелый и неотвратимый бой курантов, это попытка бессильными чарами унять одышку, это тяжесть тела, вертящегося с боку на бок, это стискивание век, это состояние бреда, а вовсе не яви, это чтение вслух давным-давно заученных строк, это чувство вины за то, что бодрствуешь, когда другие спят, это желание и невозможность забыться, это ужас оттого, что жив и опять продолжаешь жить, это неверное утро.
А что такое старость?
Это ужас пребывания в теле, которое отказывает день за днем, это бессонница, которая меряется десятилетиями, а не стальными стрелками часов, это груз морей и пирамид, древних библиотек и династий, зорь, которые видел еще Адам, это безвыходное сознание, что приговорен к своим рукам и ногам, своему опостылевшему голосу, к звуку имени, к рутине воспоминаний, к испанскому, которому так и не научился, и ностальгии по латинскому, которого никогда не знал, к желанию и невозможности оборвать все это разом, к тому, что жив и опять продолжаешь жить.
THE CLOISTERS[64]
{78}