Собрание сочинений. Том 4

Клава тихонько ушла с танцев, убежала в лесок, тот самый, и до рассвета проревела. Потом успокоилась. Убиваться не стала, просто успокоилась, никому не сказав о своем приключении. Девчонки в институте на эту тему вообще рядили по-разному, и хоть карамзинская сентиментальность навеки останется в русской женщине, девчоночья болтовня не драматизировала и иного выхода, который бесславным, по нашим временам, не признавался. Выходил этакий странный коктейль, где затейливо смешивалась мечта о великой любви и девичьей непорочности с деловыми соображениями о том, каким флером прикрыть для будущего мужа его возможное разочарование в целомудрии жены.

Клава и сама не раз мучилась над этим. Но выдумать ничего не могла. Однако тогда была иная эпоха ее жизни. Как многие женщины, она ощущала себя пассивной частью мироздания, и ее судьба тогда полностью зависела от сильной личности.

Теперь сильной личностью становилась она сама.

Становилась?

Безусловно!

В торговле ничто не происходит бесследно. После тех трех дубленок к ней заявилась директорша магазина, вульгарно оштукатуренная крашеная блондинка, с которой Клава уже виделась, и вкрадчивым, лисьим голосом попросила кое-что из бабьего тряпья особого качества. Клава распорядилась выписать, но тут же выяснилось, что тот дефицит уже обещали другой торговой точке. Пришлось принять директора этого магазина, мужчину, выслушать его упреки и твердым голосом проговорить, что ожидавшиеся товары пока не поступили. Мужчину она утешила чем-то другим, кажется костюмами.

Клаве казалось, она справляется. Уступки и всякого свойства взаимные компенсации она считала доказательством такта и гибкости — без них в этой профессии не проживешь.

Со временем, позже, она научилась даже грубить, повышать голос. Странное дело, директора воспринимали это как должное и, кажется, ничуть не обижались.

Она становилась сильной личностью, а сильный человек, утверждал Наперсник, способен все сделать сам, собственными руками.

Даже построить счастье.

Прибавим к этому ее молодость.

Павла она увидела на улице, вместе с одним из геологов-лауреатов. Геолог представил их друг другу. Каким он был, ее будущий муж? Единственное — высоким. Черты лица — мягки и скорее женственны. Брови и ресницы светлые, оттого лицо выглядит добрым, только вот черные глаза сверлят двумя острыми буравчиками.

Она произвела на Павла сильное впечатление, их пути пересеклись совершенно в прямом, а не в переносном смысле слова: Клава шла в своем щегольском одеянии от подъезда главка к черной машине, а знакомый геолог и Павел шли по тротуару, и она пересекла им дорогу.

— Здравствуйте!

— А, здравствуйте!

— Как живете?

— Спасибо, потихоньку.

— Потихоньку — на этой машине?

— Что делать, приходится!

— Знакомьтесь, это Диана.

— Не Диана, а Клава. Диана — это богиня охоты.

— Которая теперь утверждена богиней торговли.

— Что вы! Заведующей базой.

Геолог пожаловался мимоходом, что, живя в северных краях, не может раздобыть приличной шапки не по спекулянтским ценам, и Клава решила щегольнуть, чуть щелкнув по носам этих двоих рослых парней.

— Заходите, — сказала она лениво, — дам вам по шапке.

Они засмеялись. Потом зашли. Потом Павел пригласил ее в ресторан.

Нынешняя любовь скора на ногу. Павел сказал в ресторане, что поражен ее великолепием, раскованностью, умением руководить таким предприятием.

— Сколько там имущества? — спросил он. — На какую сумму?

Клава ответила, он закатил глаза, воскликнул:

— Танцую с миллионершей! Какое счастье!

На ухаживанье ушло все-таки немало времени. Клава уже давно решила, что выйдет замуж за Павла, если он предложит ей это. Но он не торопился, даже при больших общих скоростях. Они встречались, порой ужинали в ресторанах, но чаще сидели в кино или театре — Клава не давала ему провожать себя до общежития, — они встречались, даже целовались, но далее Павел не шел, и Клаву поражала его деликатность.

Однако она ошибалась. Это была не деликатность, а всего лишь нерешительность Павел не решался, а Клава постановила про себя, что, пожалуй, возьмет, как сильный человек, дело в свои руки, построит семью собственными руками.

Павел был добрый парень, по характеру даже тюхтя, такой охотно согласится быть не ведущим, а ведомым, это важное обстоятельство в семейных делах, и она построит — отчего же не построить? — свое собственное счастье своими руками. Прибавим к этому объективное. Клава устала от общежития, устала от одиночества. И главное, что подстегивало, торопило, — рос разрыв между состоянием ее души, ее возможностями и властью — и всем остальным — неустроенным каким-то, неимущим, временным — образом ее жизни.

Ей хотелось постоянства, надежности, уверенности во всем — во всей своей жизни. Уверенность на работе и неуверенность в остальном — такое долго продолжаться не могло. Она подстегнула события. Сделала так, что Павел заревновал ее, быстро предложил: выходи замуж.