Собрание сочинений. Том 4

Но есть и другой вариант. Человек, много лет работавший начальником цеха, не только план выполнял, но еще и воспитывал людей. В такой позиции рядом с ним непременно должны подрасти единомышленники, профессионалы, мастера — те, из кого он может спокойно, без спеха и инфарктов подготовить себе достойную смену. И сам же власть свою передать собственному, дорогому сердцу, ученику.

Красиво-то как! С точки зрения формы — бесспорная преемственность, с точки зрения содержания — продолжение твоего дела с пользой делу общему.

Когда говорят об учителе и учениках, чаще всего подразумевают школу, профтехучилище, ну, седоусого мастера, который наставляет окружающий его молодняк. Дальше фантазия, кажется, не идет. Но загляните в сферу науки! Какой уважающий себя академик, глава научной школы не назовет — да и не одного, а пяток, десяток! — сменщиков себе. В армии по штатному расписанию известно, кто кого заменит, если грянет бой и погибнут командиры. Так почему же столь редко и неохотно говорят о смене на уровне начальника цеха, производственного подразделения, бригады? Ведь если и говорится, и думается, так директором или главным инженером, как в случае с Александром Козарем, а не самим начальником цеха. Решения же вверху, при всем безусловном их уважении, не всегда способны учесть то, что известно внизу, например в цехе.

Итак, в выборе между нравственным и гражданским, в выборе, где для одного человека может и не оказаться выбора, вмешательство нравственного и гражданского со стороны может изменить ситуацию, освобождая человека от «криминального» решения.

Восхождение к новой профессиональной и деловой высоте может происходить почетнее, безболезненнее — с точки зрения нравственной и плодотворнее, продуктивнее — с точки зрения деловой. Но возможно это чаще всего при вмешательстве со стороны — именно со стороны, и стороны заинтересованной, «обиженной» — точнее, способной обидеться — в потенции, а не сверху.

Собственно говоря, в этом и заключен главный момент производственной (подчеркну — производственной, а не рабочей; это разное) педагогики: подготовлена безболезненная, преемственная смена лидеров в руководстве цехом, участком, бригадой или делается это в пожарном порядке, спешно, по необходимости.

Идеально, когда начальник цеха готовит себе смену, — в данном случае он педагог. Ибо в обязанности педагога входит взращение воспитанника, предоставление ему возможности для самостоятельного полета.

Когда мы воспаряем, нам кажется порой, что любимые учителя наши остались где-то внизу, ниже нас — по уровню знаний, информированности. Но ведь наша любовь к ним от этого не становится ниже, меньше, снисходительнее!

Благодарность учителю еще и в том состоит, что мы знаем его великодушие, по которому он в один прекрасный момент отступает в сторону, чтобы дать дорогу.

Производственная педагогика — а такая, я уверен, должна существовать — в смысле великодушия ничуть не отличается от педагогики школьной.

* * *

Пожалуй, мы достаточно детально исследовали главный порыв Александра Козаря, так сказать, изучили ствол этого дерева и оценили этот порыв в основном знаком плюс.

Пока работал мастером, в цех приходил первым, уходил последним, участок свой через год вывел из прорыва, а стаз начальником цеха, вывел из прорыва и цех. Дело, как говорится, сделал.

Но отчего же его — да и нас тоже — грызут сомнения?

Да потому, что у ствола есть ветви, и это обязательно. Ветви, когда дело касается дерева, имеющего, так сказать, общественное значение, могут оказаться вовсе другой породы, чем само дерево. Вроде как привиты от других растений. И не всегда — благородных пород. Бывает от сорняков.

Что это значит?

А то, что хорошему, общественно справедливому порыву могут сопутствовать побочные явления, дополнительные, что ли, подробности, которые своим звучанием, характером, даже интонацией, способны если не перекрыть главную мелодию порыва, то сильно изменить впечатление о ней.

Это вроде осложнений у выздоравливающего. Главный фактор — хорош, ничего не скажешь, человек поправился, но вот вдруг голова болит ни с того ни с сего, или в ухе стреляет, или сердце дает перебои — как с этим быть? Чего тут больше — хорошего или плохого?

В письме Александра Козаря слышатся такие же осложнения.

Вроде бы правилен главный порыв, мы его принимаем, как говорят на собраниях, в основном. Но есть целый ряд поправок. Целый ряд вроде бы подробностей — но с ними мы не согласны.

Вот что и как пишут об этих ветвях от других деревьев, об этих осложнениях читатели.

«Человек делает себя всю жизнь: учится, размышляет, растет духовно и нравственно, преодолевает трудности. Если он при этом целеустремленно добивается успеха — жизнь его интересна, богата, осмысленна.

Так, мне кажется, поступает и инженер Александр Козарь из Киева — не случайно он и «движется по жизни с крейсерской скоростью». Главное — он любит свой труд. И потому растет стремительно.