— Пока потерпим, а дальше видно будет. Порвать с ними сейчас — значит потерять рабочих, которых они оплели своей паутиной.
— Мы тут еще статью подготовили… — Александр потянулся за папкой и уронил со стола листок бумаги.
Джангильдин подхватил его на лету:
— Я это ваше объявление сегодня прочитал в «Заре», и таким удивительным оно мне показалось… Вслушайтесь-ка: «Оренбургский комитет РСДРП. Социал-демократический клуб помещается на Хлебной площади, рядом с Александровской больницей. Библиотека и читальня открыты от 6 до 8 часов вечера. Запись в члены партии принимается». Подумать только: «клуб помещается на Хлебной площади»!
Клуб РСДРП… Открыто указан наш адрес.
— А ведь в самом деле, — весело сказал Коростелев, извлекая из папки исписанные листы. — Столько лет скрывались в подполье. И вот, пожалуйста, в полный голос: «Запись в члены партии принимается».
В апреле с высокого полуденника сходит на оренбургские степи настоящая весна. Небо наливается густой синевой. Рыхлый снег торопливо уступает место черным проталинам. Все дышит влагой, и по утрам туманы долго кутают деревья в поймах рек, вздувшихся, чтобы, прогремев ледоходом, хлынуть в луга неоглядным бурлящим разливом. А пока по обнаженной, зябко ощетиненной земле шныряют скворушки, вышагивают отощавшие грачи, то и дело запуская высветленные обушки клювов в комья грязи и травяную ветошь.
«В Тургае у Алибия сейчас дичи в степях и на озерах полно!» — подумал Александр Коростелев, прислушиваясь к шагам редких прохожих на улице под окнами, к гудкам паровозов и шуму проходящих поездов. Уже давно ночь наступила, весенняя, темная, усыпанная звездами. Выйди на крыльцо, и, как в деревне, охватит свежей прохладой. Но прохлаждаться некогда.
Весь день прошел в волнении и спорах: была получена газета «Правда» с Апрельскими тезисами Ленина. На меньшевиков и эсеров эти тезисы произвели не меньшее впечатление, чем на Коростелева и его товарищей. Но если большевики, расстроенные засильем своих противников в Советах, воспрянули духом, то Семенов-Булкин, Барановский и их сторонники разразились негодованием, прочитав о возможности перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую.
— Это уж, знаете, ни в какие ворота не лезет! — говорил в клубе Семенов-Булкин, раздраженно встряхивая газету.
— В ваши ворота не лезет, потому что вы их загородили ненужным хламом прошлого, — сказал ему Коростелев в порядке свободного обмена мнениями. — Ленин правильно пишет: единственным выходом из тупика, созданного вами и вашим любезным Временным правительством, является победа социализма в России.
Тут Семенов-Булкин так побагровел, задохнувшись от злобы, что Коростелев, будучи в отличном настроении, встревожился за него. Но когда предводитель меньшевиков, конвульсивно подергав губами, изрек: «Свихнулся ваш Ильич! Упрятать бы его куда следует», — вспыльчивый Александр Коростелев чуть не пожелал вслух: «Чтоб ты сдох!» — однако сдержался, сказал другое:
— Значит, в самую точку угадал Владимир Ильич, если вас так корежит! А мы эти тезисы, как знамя, теперь понесем. И народ пойдет за нами, потому что в них говорится о его нуждах насущных.
— Спекуляция! Полное забвение интересов республики! Удар по революции! — продолжал выкрикивать, не владея собой Семенов-Булкин.
— Удар по вашим жирным спинам, — окончательно успокоясь, ответил Коростелев.
Весь вечер он просидел дома, готовясь выступать на собрании социал-демократов, где будут обсуждаться тезисы, и вдруг в голову полезли мысли о весенних разливах, об охоте, которая и не снилась никогда. Правда, охотники с азартом рассказывали о лебяжьих озерах в Тургайских степях, о стаях казары, идущих на присад во время перелетов. А сколько дроф — настоящих степных индеек, только куда крупнее, с пестрым опереньем и ярко-розовым пухом, бродит в степи. За ними Александр наблюдал только издали.
На севере губернии Уральские горы, богатые рудой: золото, медь, железо, уголь. Доходы от разработок — Оренбургскому казачьему войску. Здесь тучные черноземы — казачьи земли. Урал, Илек и Сакмара славятся лучшими сортами рыбы, и тоже казачьи это угодья! Да еще владения монастырей и помещиков.
Что же остается иногородним селянам? Чем пользуются рабочие? Жалкую лачугу поставить негде. В воскресный день податься с семьей некуда: сюда не ступи, туда не пойди. Вот как до сих пор поделены богатства края!
А Ленин в своих тезисах, выдвинув программу основных экономических требований, ставит вопрос о национализации всех земель в стране при конфискации помещичьих, о передаче права на распределение их в областные и местные Советы крестьянских депутатов.
— Тогда действительно свободно вздохнет народ! Вот в Нахаловке большая семья Наследовых хочет строить себе жилье.
— Мечта трех поколений, черт возьми, войти в свою землянку — при жизни в могилу врыться!