Собрание сочинений. том 7.

Такой тон был не в его характере, не в его привычках. Нана не так оскорбилась, как удивилась. Впрочем, ему самому стало стыдно, и, когда она сухо попросила его быть повежливее, он тут же извинился. С некоторых пор он стал подвержен таким внезапным сменам настроения. Ни для парижского света, ни для золотой молодежи не было секретом, что сегодня граф Вандевр ставит на последнюю свою карту. Если его лошади не выиграют, если к тому же он потеряет на них значительную сумму, это будет полным крушением, катастрофой; и тогда все — с трудом добытый кредит, видимость широкой жизни, которую изнутри подтачивали, пожирали долги и разгул, — все рухнет с оглушительным треском. И ни для кого тоже не было секретом, что Нана — прославленная пожирательница мужчин — доконала его, подоспев к разгрому этого пошатнувшегося состояния, подобрала все последние крохи. Рассказывали о ее безумных прихотях, об их совместной поездке в Баден, где она не оставила ни гроша, чтобы расплатиться по счету в отеле, о горстке алмазов, брошенных с пьяных глаз в печь с единственной целью посмотреть, сгорят ли они, как уголь, или нет. Мало-помалу эта рослая девка с вульгарным смехом, с ухватками обитательницы парижских окраин сумела подчинить своей власти хилого и утонченного отпрыска древнего рода. Ныне он рисковал всем, поддавшись столь неодолимой тяге к грязи и глупости, что даже хваленый его скептицизм утратил свою силу. Неделю назад Нана выудила у него обещание подарить ей замок на нормандском побережье, между Гавром и Трувилем, и он считал делом своей чести сдержать данное слово. Но Нана ужасно его раздражала, он охотно отколотил бы ее, такой непроходимо глупой она ему казалась.

Сторож беспрекословно пропустил их за ограду, не смея остановить даму, которую вел под руку сам граф Вандевр. Вступив на запретную территорию, Нана чуть не задохнулась от гордости и медленно, следя за каждым своим движением, проследовала мимо сидевших под трибуной дам. Все десять рядов заполнили дамские туалеты, и яркие их тона сливались с веселой пестротой летнего дня; стулья то выдвигали из рядов, то ставили кружком, если случай сводил знакомых, точно дело происходило где-нибудь в аллеях публичного парка; дети, оставшись без присмотра, перебегали от группы к группе; а выше вздымались амфитеатром скамьи трибун, где светлые пятна женских платьев меркли в сквозной тени деревянных колонн. Нана разглядывала дам на трибунах. С притворным интересом она уставилась на графиню Сабину. Затем, пройдя перед императорской трибуной, взглянула на графа Мюффа, стоявшего в официальной позе, навытяжку, возле императрицы, и развеселилась.

— Ну и дурацкий у него вид! — громко заявила она Вандевру.

Ей хотелось побывать повсюду. Впрочем, эта часть парка с лужайками, с купами деревьев показалась ей ничем не примечательной. Мороженщик устроился со своим товаром подле решетки. Под простым соломенным навесом в форме гриба кричала и жестикулировала толпа мужчин, это оказался ринг. Рядом находились пустые боксы; Нана была ужасно разочарована, обнаружив там одну-единственную лошадь, да и та, оказывается, принадлежала жандарму. Потом шел паддок, стометровая дорожка, где конюшенный мальчик проваживал Валерио II в попоне. На минуту ее внимание привлекла группа мужчин с оранжевыми розетками в петлицах, расхаживавших по песчаной аллее, непрерывное снование зрителей по открытой галерее трибун; но, ей-богу, не стоило ради всего этого расстраиваться только потому, что сюда запрещен вход.

Проходившие мимо Дагне и Фошри поклонились ей. Нана махнула рукой, и им пришлось подойти. Она заявила, что ничего интересного тут нет. Но, не договорив фразы, воскликнула:

— Смотрите-ка, маркиз де Шуар, как же он постарел! Старик того и гляди совсем рассыплется! Неужели он все еще не перебесился?

Дагне сообщил ей о последнем подвиге старика, произошло это лишь позавчера, и никто еще ничего не знает. В течение нескольких месяцев он крутился вокруг Гага и наконец купил ее дочку Амели, говорят, за тридцать тысяч франков.

— Гадость какая! — возмутилась Нана. — Расти после этого дочерей!.. Ну конечно же, это Лили, видите вон там, на лужайке, в экипаже с какой-то дамой. То-то, гляжу, знакомое лицо. Значит, старик вывозит ее в свет.

Вандевр уже давно перестал слушать ее болтовню, ему не терпелось поскорее отделаться от своей дамы. Но Фошри, уходя, сказал, что, если Нана не видела букмекеров, значит, она вообще ничего не видела, и графу, хотя это было ему явно не по душе, пришлось вести туда Нана. И она сразу развеселилась: ведь и впрямь любопытное зрелище!