Собрание сочинений. Том 7

О дальнейшем ходе баденского восстания, в отношении его общеполитического руководства и гражданского управления, мне мало что остается сказать. Когда Брентано почувствовал себя достаточно сильным, он одним ударом уничтожил покорную оппозицию, которую представлял «Клуб решительного прогресса». «Учредительное собрание», выборы в которое проходили под влиянием огромной популярности Брентано, а также под влиянием мелкой буржуазии, управлявшей всем, безоговорочно одобряло все его мероприятия. «Временное правительство с диктаторской властью» (диктатура при мнимом конвенте!) находилось всецело под его руководством. Так продолжал он управлять, тормозя революционное и военное развитие восстания, tant bien que mal {с грехом пополам. Ред.} занимаясь текущими делами и ревностно охраняя запасы и частную собственность великого герцога, которого он продолжал считать своим законным сувереном божьей милостью. В «Karlsruher Zeitung» он заявил, что великий герцог может в любой момент вернуться, и, действительно, замок оставался все время на запоре, как будто обитатель его просто отправился в путешествие. Пфальцских посланцев он кормил изо дня в день неопределенными обещаниями; самое большее, чего смогли добиться, это — установления общего военного командования под руководством Мерославского и заключения договора об отмене мостовой пошлины между Мангеймом и Людвигсхафеном, что, однако, нисколько не помешало г-ну Брентано распорядиться взимать попрежнему эту пошлину на мангеймской стороне.

Когда, наконец, Мерославский после сражения при Вагхёйзеле и Убштадте вынужден был отвести остатки своей армии через горы за Мург, когда пришлось сдать Карлсруэ вместе с находившимися там огромными запасами, когда поражение на Мурге решило судьбу движения, — тогда исчезли иллюзии баденских бюргеров, крестьян и солдат, и все подняли крик, что Брентано совершил предательство. Сразу рухнула вся популярность Брентано, которая держалась на трусости мелких буржуа, на несамостоятельности крестьян и на недостаточной концентрации рабочих. Брентано бежал в Швейцарию под покровом ночи, преследуемый обвинением в измене народу, которым его заклеймило его собственное «Учредительное собрание», и укрылся в Фёйерталене в Цюрихском кантоне.

Можно было бы успокоиться на том, что г-н Брентано был достаточно наказан за свое предательство полным крушением своего политического положения и общим презрением всех партий. Само по себе поражение баденского движения не имело решающего значения. 13 июня в Париже и отказ Гёргея двинуться на Вену уничтожили все шансы на успех, которые Баден и Пфальц еще могли иметь, даже если бы в свое время удалось распространить движение в Гессен, Вюртемберг и Франконию. Поражение могло быть более почетным, но так или иначе, оно было неизбежно. Но чего революционная партия никогда не простит г-ну Брентано, чего она никогда не простит поддерживавшим его трусливым баденским мелким буржуа, — так это того, что они являются прямыми виновниками в смерти расстрелянных в Карлсруэ, Фрейбурге и Раштатте, а также смерти бесчисленных безыменных жертв, умерших от тифа в раштаттских казематах, где они были втихомолку загублены пруссаками.

Во втором номере этого журнала я расскажу об обстановке в Пфальце и в заключение опишу баденско-пфальцскую кампанию.

3. ПФАЛЬЦ

Из Карлсруэ мы отправились в Пфальц, и прежде всего в Шпейер, где должны были находиться Д'Эстер и временное правительство. Но к тому времени они уже переехали в Кайзерслаутерн, где правительство устроило свою окончательную резиденцию, считая его «стратегически наиболее удобным пунктом Пфальца». Вместо них мы нашли в Шпейере Виллиха с его волонтерами. С отрядом в несколько сот человек он держал в напряжении гарнизоны крепостей Ландау и Гермерсгейм, насчитывавшие вместе более 4000 человек, отрезывал им подвоз и всяческими способами причинял им беспокойство. В день нашего приезда он вместе с приблизительно 80 стрелками напал на две роты гермерсгеймского гарнизона и без единого выстрела загнал их обратно в крепость. На следующее утро мы с Виллихом отправились в Кайзерслаутерн, где застали Д'Эстера, Временное правительство и вообще цвет немецкой демократии. Об официальном участии в движении, которое было совершенно чуждо нашей партии, разумеется, и здесь не могло быть и речи. Ввиду этого мы через несколько дней отправились обратно в Бинген; по пути мы с несколькими друзьями были арестованы гессенскими солдатами по подозрению в участии в восстании; нас отправили в Дармштадт и оттуда во Франкфурт, где мы, наконец, были освобождены.