Собрание сочинений. Том I

Вот именно подобную же религиозную идею умели древние русские и византийские мастера вложить в формы различных священных предметов, например, в лампаду – идею молитвы, несущейся к небу через воздушную сферу, в подсвечник – идею молящегося человека, желающего оторваться от земли и приблизиться к Спасителю, перед Которым горит свеча; широкий хорос изображает небесный круг, усеянный звездами, славящими Бога; хоругвь – это победное знамя или даже Ангел, летящий по небу с вестью о приближении Господа и т. д. Всего не объяснить, но душа, взирая на это благолепие, переживает в доступной ей степени чувства мастера-художника, устроившего эти вещи. Новое мастерство в стиле ампир и в стиле рококо ничего подобного создать не может, и его произведения различаются от древней утвари церковной так же, как пошлые, фальшивые стихи штундистов от возвышенных ирмосов прп. Иоанна Дамаскина. Теперь Господь сжалился над нами, любителями церковного благолепия: древнее вдохновенное творчество священных предметов восстановлено новым художником СИ. Вашковым, имя которого займет в истории нашего церковного благолепия одно из почетнейших мест, быть может, наряду с Андреем Рублевым и Симоном Ушаковым. Никем и ничем не побуждаемый, пожелал я поделиться с русским духовенством этою своею радостью еще в 1907 году, когда увидел церковную обстановку его создания в освященном тогда мною храме св. Петра-митрополита в поместье Н. И. Оржевской (м. Н. Чартория, Волынской губернии, близ станции Печановка). Гениальная кисть Нестерова и орнаментура знаменитого Прахова там вполне гармонируют с высокоталантливою утварью Вашкова, которая вырабатывается известною московскою фирмою Оловянишниковых. Недавно я подробно осматривал большое собрание такой утвари в их петербургском гостинодворском магазине, если только можно назвать магазином этот в сущности великолепный, научно-исторический и высокоталантливый музей церковной красоты, куда бы следовало приводить экскурсии учащегося юношества преимущественно перед всякими фототеатрами, зверинцами и цирками, где души не созидаются, а развращаются. Я убедил управляющих этою сокровищницею церковной красоты поделиться с подписчиками нашего общественного журнала изображением некоторых предметов своего собрания. Как они прекрасны! То воздушная легкость, то разнообразный блеск, то, напротив, массивность глубокой седой древности воплощена в этот металл или дерево. В одном предмете вы находите пасхальное радостное славословие, застывшее в серебре, здесь – Христово смирение, там – чистота святых Ангелов. Все это произведения древних форм церковного искусства от XI до начала XVIII века, когда христиане жили телом на земле, а духом на небе, сердцем в Церкви и душою со Спасителем, памятью – в Евангелии и деяниях апостолов и святых угодников, а ожиданием – перед Страшным Судией и вечным воздаянием добрым и злым. Этому возрождению церковного искусства, на которое посылались уже многочисленные запросы со всех концов России, начиная с дворцовых соборов и кончая сельскими церквами, я приписываю весьма важное церковно-народное значение в наш развращенный век отступничества и предательства. Искусство есть великая сила: оно победоносно влечет к себе сердца даже в то время, когда подавленная упрямым ожесточением мысль упорно и тупо отклоняет свое внимание от призыва к истине через проповедь науки или разумного слова.

Призовем же на помощь слову и искусство церковное, призовем церковное пение, церковную живопись, церковное зодчество и утварное церковное украшение взамен того бездарного, безыдейного, грубого, чувственного французского и итальянского рококо, которое совсем, было хотело оторвать нашу современность петербургского периода от священного, вселенскоцерковного строя русского быта московской и киевской древности! Да возрождается же церковное искусство древности, да украшается оно новыми и новыми прекрасными цветами молодых талантов, вырастающих на едином корне Иесеевом, соединяющем нашу Русь с Византией, со вселенскими отцами, со святым Евангелием!