Собрание сочинений. Том II

Композиция

Впервые – Современные записки. 1939. № 68. С. 88–113.

Печатается по данной публикации.

Несмотря на последовательный бунт Фельзена против литературной эстетики «человеческого документа», главный теоретик «Парижской школы», Георгий Адамович, продолжал ценить его писательское мастерство, обходя молчанием свои существенные эстетические и философские расхождения с автором, четко наметившиеся в «Композиции». Так, Адамович считал, что «рассказ чудесно-тонок в своей психологической ткани и безупречно-правдив» и что «обычное фельзеновское пренебрежение к внешней стороне повествования» достигает ожидаемого эффекта – кажущееся на первый взгляд отсутствие конфликта оборачивается «музыкальной» темой трагедии повседневного существования, переданной «не в каком-нибудь эпизоде, не в одной черте, а лишь в целом. Пожалуй, вернее всего, – как осадок» (Последние новости. 1939. № 6597. С. 3). Владислав Ходасевич, в свою очередь, обращал внимание читателя именно на тот аспект фельзеновского рассказа, о котором умолчал его оппонент Адамович, а именно на несовпадение автора и героя «романа с писателем», противоречащее эстетике «человеческого документа». Отталкиваясь от володиного вывода, что художественное творчество «реальнее» повседневной жизни, основанной на некритическом, бессознательном следовании избитым клише, Ходасевич считал, что в писаниях Фельзена «особенно необходимо отделять автора от героя». Более того, критик находил, что образ автора, неизменно присутствующий в «романе с писателем», интереснее и сложнее образа героя-повествователя. В «Композиции», по мнению Ходасевича, «автор опять содержательней и живей героя, хотя надо отдать справедливость, что на сей раз и герой оказался несколько более приближен к читателю, выдвинут из того тумана, в котором обычно его оставляет пребывать автор» (Возрождение. 1939. № 4176. С. 9). Выделяя «Композицию» как одно из наиболее интересных произведений в разделе прозы «Современных записок», Петр Пильский, обычно осторожный в своих оценках Фельзена, писал о «прелести этого рассказа», в котором «поставленная автором задача разрешена, композиция удалась, ее можно считать завершенной тонко <…> Фельзен один из немногих умеющих слишком ясно слышать биение чужого сердца, видеть и понимать самые незначительные с виду мелочи. У него верны определения, у него освещен и точно обозначен каждый, даже еле ощутимый и незаметный, даже подавленный порыв. <…> Фельзен не любит красок. У него всегда – штриховой рисунок, и тем не менее всё под его пером становится прозрачным» (Сегодня. 1939. № 83. С. 2). С. 65. …«массу читала», любила стихи и «массу знала наизусть» – «всего Надсона», «Мцыри» и «Галуба» <…> «Тазит! где голова его?»…  – О С. Я. Надсоне и о поэме М. Ю. Лермонтова «Мцыри» см. в примечаниях к «Письмам о Лермонтове». Под «Галубом» имеется в виду неоконченная поэма А. С. Пушкина «Тазит» (1829-30). Поэма была впервые опубликована после смерти поэта и названа искаженным именем отца героя – Галуб вместо Гасуб. Люся неточно цитирует сцену, в которой Гасуб укоряет сына, Тазита, за то, что тот не отомстил убийце своего брата:

Отец

Кого ты видел?

Сын

Супостата.

Отец

Кого? кого?

Сын

Убийцу брата.

Отец

Убийцу сына моего!..

Приди!., где голова его?

Тазит!.. Мне череп этот нужен.

Дай нагляжусь!