Тридцать гренадеров, отряженные в разведку под командой сержанта, ушли далеко от основной части отряда. С ними отправилась и батальонная маркитантка. Маркитантки вообще охотно следуют за головным отрядом. Пусть на каждом шагу подстерегает опасность, зато чего только не насмотришься... Любопытство - одно из проявлений женской храбрости.
Вдруг солдаты маленького передового отряда почувствовали тот знакомый охотнику трепет, который предупреждает его о близости звериного логова. Будто слабое дуновение пронеслось по ветвям кустарника, и, казалось, что-то шевельнулось в листве. Идущие впереди подали знак остальным.
Офицеру не для чего командовать действиями разведчика, в которых выслеживание сочетается с поиском; то, что должно быть сделано, делается само собой.
В мгновение ока подозрительное место было окружено и замкнуто в кольцо вскинутых ружей: черную глубь чащи взяли на прицел со всех четырех сторон, и солдаты, держа палец на курке, не отрывая глаз от цели, ждали лишь команды сержанта.
Но маркитантка отважно заглянула под шатер ветвей, и, когда сержант уже готов был отдать команду: «Пли!», раздался ее крик: «Стой!»
Затем, повернувшись к солдатам, она добавила: «Не стреляйте, братцы!»
Она бросилась в кустарник. Солдаты последовали за ней.
И впрямь там кто-то был.
В самой гуще кустарника на краю круглой ямы, где лесорубы, как в печи, пережигают на уголь старые корневища, в просвете расступившихся ветвей, словно в зеленой горнице, полускрытой, как альков, завесою листвы, сидела на мху женщина; к ее обнаженной груди припал младенец, а на коленях у нее покоились две белокурые головки спящих детей постарше.
Это и была засада!
- Что вы здесь делаете? - воскликнула маркитантка.
Женщина молча подняла голову.
- Да вы, видно, с ума сошли, что сюда забрались! - добавила маркитантка.
И заключила:
- Еще минута, и вас бы на месте убили!..
Повернувшись к солдатам, она пояснила:
- Это женщина!
- Будто сами не видим! - сказал кто-то из гренадеров.
- Пойти вот так в лес, чтобы тебя тут же убили, - не унималась маркитантка, - надо ведь такую глупость придумать!
Женщина, оцепенев от страха, с изумлением, словно спросонья, глядела на ружья, сабли, штыки, на страшные лица.
Дети проснулись и захныкали.
- Мне есть хочется, - сказал один.
- Мне страшно, - сказал второй.
Лишь младенец продолжал спокойно сосать материнскую грудь.
Глядя на него, маркитантка проговорила:
- Только ты один не растерялся.
Мать онемела от ужаса.
- Да не бойтесь вы, - крикнул ей сержант, - мы из батальона Красный Колпак!
Женщина задрожала всем телом. Она робко взглянула на сержанта и не увидела на его обветренном лице ничего, кроме густых усов, густых бровей и пылавших, как уголья, глаз.
- Бывший батальон Красный Крест, - пояснила маркитантка.
А сержант добавил:
- Ты кто такая, сударыня, будешь?
Женщина, застыв от ужаса, не спускала с него глаз. Она была худенькая, бледная, еще молодая, в жалком рубище; на голову она, как все бретонские крестьянки, накинула огромный капюшон, а на плечи шерстяное одеяло, подвязанное у шеи веревкой. С равнодушием дикарки она даже не потрудилась прикрыть голую грудь. На избитых в кровь ногах не было ни чулок, ни обуви.
- Нищенка, что ли? - спросил сержант.
В разговор снова вмешалась маркитантка:
- Как звать-то?
Вопрос прозвучал по-солдатски грубо, но в нем чувствовалась чисто женская мягкость.
Женщина невнятно пробормотала в ответ:
- Мишель Флешар.
А маркитантка тем временем ласково гладила шершавой ладонью головку младенца.
- Сколько же нам времени? - спросила она.
Мать не поняла вопроса. Маркитантка повторила:
- Я спрашиваю, сколько ему лет?
- А, - ответила мать. - Полтора годика.
- Смотрите, какие мы взрослые, - воскликнула маркитантка. - Стыдно такому сосать. Придется, видно, мне отучать его от груди. Мы ему супу дадим.
Мать немного успокоилась. Двое старших ребятишек, которые тем временем уже успели окончательно проснуться, смотрели вокруг с любопытством и, казалось, даже не испугались. Уж очень были пышны плюмажи у гренадеров.
- Ах, - вздохнула мать, - они совсем изголодались.
И добавила:
- Молоко у меня пропало.
- Еды им сейчас дадут, - закричал сержант, - да и тебе тоже. Не о том речь. Ты скажи нам, какие у тебя политические убеждения?
Женщина молча смотрела на сержанта.
- Ты что, не слышишь, что ли?
Она пробормотала:
- Меня совсем молодой в монастырь отдали, а потом я вышла замуж, я не монахиня. Святые сестры научили меня говорить по-французски. Нашу деревню сожгли. Вот мы и убежали в чем были, я даже башмаков надеть не успела.
- Я тебя спрашиваю, каковы твои политические убеждения?
- Не знаю.
Но сержант не унимался:
- Пойми ты, сейчас много шпионок развелось. А шпионок, брат, расстреливают. Поняла? Потому отвечай. Ты не цыганка? Где твоя родина?
Женщина глядела на сержанта, будто не понимая его слов. Сержант повторил:
- Где твоя родина?
- Не знаю, - ответила женщина.
- Как так не знаешь! Не знаешь, откуда ты родом?
- Где родилась? Знаю.
- Ну, так и говори, где родилась.
Женщина ответила:
- На ферме Сискуаньяр в приходе Азэ.