Собрание сочинений: В 11 т. Т. 2: 1960-1962 гг.

— Не знаю,- сказала Акико. Она заворочалась, устраиваясь удобнее, толкнула его коленом в бок и вдруг замерла, уставившись на него блестящими в полумраке глазами.

— Что? - спросил он.

— Может быть, он уже…

— Вздор,- сказал Званцев.

— И все ушли к институту…

- Вздор,- решительно сказал Званцев.- Вздор.

Далеко впереди загорелся неровный красный огонек. Он был слаб и мерцал, как звездочка на неспокойном небе. На всякий случай Званцев снова сбавил скорость. Теперь машина катилась очень медленно, и стал слышен шорох дождя. В свете фар появились три фигуры в блестящих мокрых плащах. Они стояли прямо посередине шоссе; перед ними поперек шоссе лежало здоровенное бревно. Тот, что стоял справа, держал над головой большой коптящий факел. Он медленно размахивал факелом из стороны в сторону. Званцев подвел машину поближе и остановился. «Ну и застава»,- подумал он. Человек с факелом что–то крикнул неразборчиво в шорохе дождя, и все трое быстро пошли к машине, неуклюже шагая в огромных мокрых плащах. Человек с факелом снова крикнул что–то, сердито перекосив рот. Званцев выключил дальний свет и открыл дверцу.

- Двигатель! - крикнул человек с факелом. Он подошел вплотную.- Выключите двигатель, наконец!

Званцев выключил двигатель и вылез на шоссе под мелкий частый дождь.

— Я океанолог Званцев,- сказал он.- Я еду к академику Окада.

— Выключите свет в машине! - сказал человек с факелом.- Да побыстрее, пожалуйста!

Званцев повернулся, но свет в кабине уже погас.

— Кто это с вами? - спросил человек с факелом.

— Океанолог Кондратьева,- ответил Званцев сердито.- Мой сотрудник.

Трое в плащах молчали.

— Мы можем ехать дальше?

— Я оператор Михайлов,- сказал человек с факелом.- Меня послали встретить вас и передать, что к академику Окада нельзя.

— Об этом я буду говорить с профессором Каспаро,- сказал Званцев.- Проведите меня к нему.

— Профессор Каспаро очень занят. Мы бы не хотели, чтобы его тревожили.

«Кто это - мы?» - хотел спросить Званцев, но сдержался, потому что у Михайлова был невнятный монотонный голос смертельно уставшего человека.

- Я должен передать академику сообщение чрезвычайной важности,- сказал Званцев.- Проведите меня к Каспаро.

Трое молчали, и красный неровный свет пробегал по их лицам. Лица были мокрые, осунувшиеся.

- Ну? - сказал Званцев нетерпеливо.

Вдруг он заметил, что Михайлов спит. Рука с факелом дрожала и опускалась все ниже. Глаза Михайлова были закрыты.

- Толя,- тихо сказал один из его товарищей и толкнул его в плечо.

Михайлов очнулся, мотнул факелом и уставился на Званцева припухшими глазами.

— Что? - сказал он хрипло.- А, вы к академику… К академику Окада нельзя. На территорию института вообще нельзя. Уезжайте, пожалуйста.

— Я должен передать академику Окада сообщение чрезвычайной важности,- терпеливо повторил Званцев.- Я океанолог Званцев, а в машине океанолог Кондратьева. Мы везем важное сообщение.

— Я оператор Михайлов,- сказал человек с факелом.- К Окада сейчас нельзя. Он умрет в ближайшие четверть суток, и мы можем не успеть.- Он едва шевелил губами.- Профессор Каспаро очень занят и просил не беспокоить. Пожалуйста, уезжайте…

Он вдруг повернулся к своим товарищам.

- Ребята,- сказал он с отчаянием.- Дайте еще две таблетки.

Званцев стоял под дождем и думал, что еще можно сказать этому человеку, засыпающему на ходу. Михайлов стоял боком к нему и, запрокинув голову, что–то глотал. Потом Михайлов сказал:

— Спасибо, ребята, я совсем падаю. У вас здесь все–таки дождь, прохладно, а у нас все просто валятся с ног, один за другим, поднимаются и опять валятся… Тогда уносим…- Он все еще говорил невнятно.

— Ничего, последняя ночь…

— Девятая,- сказал Михайлов.

— Десятая.

— Неужели десятая? У меня голова как чугун.- Михайлов повернулся к Званцеву. - Извините меня, товарищ…

— Океанолог Званцев,- сказал Званцев в третий раз.- ТоварищМихайлов, вы должны нас пропустить. Мы только что прилетели с Филиппин. Мы везем академику информацию, очень важную информацию. Он ждал ее всю жизнь. Поймите, я знаю его тридцать лет. Мне виднее, может он без этого умереть или нет. Это чрезвычайно важная информация.

Акико вылезла из машины и встала рядом с ним. Оператор молчал, зябко ежась под плащом.

— Ну хорошо,- сказал он наконец.- Только вас слишком много.- Он так и сказал: «Слишком много».- Пусть идет один.

— Ладно,- сказал Званцев.

— Только, по–моему, это бесполезно,- сказал Михайлов.- Каспаро не пустит вас к академику. Академик изолирован. Вы можете испортить весь опыт, если нарушите изоляцию, и потом…

— Я буду говорить с Каспаро сам,- перебил Званцев.- Проводите меня.

— Хорошо,- сказал оператор.- Пошли.

Званцев оглянулся на Акико. На лице Акико было много больших и маленьких капель. Она сказала:

- Идите, Николай Евгеньевич.

Потом она повернулась к людям в плащах:

- Дайте ему плащ кто–нибудь, а сами полезайте в машину.

Можно поставить машину поперек шоссе.