Собрание сочинений: В 11 т. Т. 2: 1960-1962 гг.

Званцеву дали плащ. Акико хотела вернуться в машину и развернуть ее, но Михайлов сказал, что двигатель включать нельзя. Он стоял и светил своим неуклюжим коптящим факелом, пока машину вручную разворачивали и ставили поперек дороги. Затем застава в полном составе забралась в кабину. Званцев заглянул внутрь. Акико снова сидела, свернувшись, на переднем сиденье. Товарищи Михайлова уже спали, уткнувшись головами друг в друга.

— Передайте ему…- сказала Акико.

— Да, обязательно.

— Скажите, что мы будем ждать.

— Да,- сказал Званцев.- Скажу.

— Ну, идите.

— Саёнара, Аки–тян.

— Идите…

Званцев осторожно прихлопнул дверцу и подошел к оператору:

— Пойдемте.

— Пойдемте,- откликнулся оператор совсем новым, очень бодрым голосом.- Пойдемте быстро, нужно пройти семь километров.

Они пошли, широко шагая, по мокрому шершавому бетону.

— Что у вас там делается? - спросил оператор.

— Где - у нас?

— Ну, у вас… В большом мире. Мы уже полмесяца ничего не знаем. Что в Совете? Как с проектом Большой Шахты?

— Очень много добровольцев,- сказал Званцев.- Не хватает аннигиляторов. Не хватает охладителей. Совет намерен перевести на проект тридцать процентов энергии. С Венеры отозваны почти все специалисты по глубокой проходке.

— Правильно,- сказал оператор.- На Венере им теперь нечего делать. А кого выбрали начальником проекта?

— Понятия не имею,- сердито сказал Званцев.

— Не Штирнера?

— Не знаю. Они помолчали.

— Мерзость, верно? - сказал оператор.

— Что?

- Факелы - мерзость, правда? Такая дрянь! Чувствуете, как он воняет?

Званцев принюхался и отошел на два шага в сторону.

— Да,- сказал он. От факела воняло нефтью.- А зачем это? - спросил он.

— Так приказал Каспаро. Никаких электроприборов, никаких ламп. Мы стараемся свести все неконтролируемые помехи к минимуму… Кстати, вы курите?

— Курю.

Оператор остановился.

— Дайте зажигалку,- сказал он.- И ваш радиотелефон. Есть у вас радиотелефон?

— Есть.

— Дайте все мне.- Михайлов забрал зажигалку и радиотелефон, разрядил их и выбросил аккумуляторы в кювет.- Извините, но так надо. Здесь на двадцать километров в округе не работает ни один электроприбор.

— Вот в чем дело,- сказал Званцев.

— Да–да. Мы разграбили все пасеки вокруг Новосибирска и делаем восковые свечи. Вы слыхали об этом?

— Нет.

Они снова быстро пошли под непрерывным дождем.

— Свечи тоже мерзость, но все–таки лучше, чем факелы. Или, знаете, лучина. Слыхали про такое - лучина?

— Нет,- сказал Званцев.

— Есть такая песня: «Догорай, моя лучиночка». Я всегда думал, что лучина - это какой–то генератор.

— Теперь я понимаю, откуда этот дождь,- сказал Званцев помолчав.- То есть я понимаю, почему выключены микропогодные установки.

— Нет, нет,- сказал оператор,- микропогодные установки - это само собой, а дождь нам гонят специально с Ветряного Кряжа. Там есть континентальная установка.

— Зачем это? - спросил Званцев.

— Закрываемся от прямого солнечного излучения.

— А разряды в тучах?

— Тучи приходят пустые, их разряжают по дороге. Вообще опыт получился гораздо грандиознее, чем мы сначала думали. У нас собрались все специалисты по биокодированию. Со всего мира. Пятьсот человек. И все равно мало. И весь Северный Урал работает на нас.

— И пока все благополучно? - спросил Званцев. Оператор промолчал.

— Вы меня слышите? - спросил Званцев.

- Я не могу вам ответить,- сказал Михайлов неохотно.- Мы надеемся, что все идет как надо. Принцип проверен, но это первый опыт с человеком. Сто двадцать триллионов мегабит информации, и ошибка в одном бите может многое исказить.

Михайлов замолчал, и они долго шли не говоря ни слова. Званцев не сразу заметил, что они идут через поселок. Поселок был пуст. Слабо светились матовые окна коттеджей, а в окнах было темно. За ажурными изгородями в мокрых кустах чернели кое–где распахнутые ворота гаражей.