Собрание сочинений в 11 томах.Том 3: 1961-1963 гг.

…Впрочем, для ясности следует оговориться сразу: слова «феодализм» и «средневековье» имеют здесь скорее символическое звучание. Внешние приметы «феодализма вообще», соединившего в себе элементы феодализма испанского, немецкого, японского, тут налицо: есть король и придворные, бароны и монахи, благородные доны и разбойники, монастыри и замки. Но, во-первых, если принимать все это за чистую монету, авторов легко попрекнуть «ненаучностью»: ну, можно ли поверить, что на какой-то другой планете разумная жизнь вообще и цивилизация в частности развиваются в формах, неотличимо сходных с земными? Во-вторых же, сквозь «средневековую» маску довольно отчетливо проступает иной строй, гораздо более близкий к нашим дням. В этом «средневековье» действуют «серые штурмовички», да и монахи тут выглядят довольно странно, и на их черных одеждах наверняка можно было бы сыскать ловко запрятанную свастику — они ведут себя как деятели ведомства Гиммлера. И когда черные «монахи» готовят переворот, при котором удар обрушивается на «серых штурмовичков», авторы и прямо заявляют: «История коричневого капитана Эрнста Рема готова была повториться». Что ж, авторы правы: «Каждый век имеет свое средневековье», как говорит польский сатирик Станислав Ежи Лец. И от фантастики вовсе не всегда можно требовать «строго научной основы» (вернее говоря, никогда не следует требовать)…

…Очевидно, правильней будет рассматривать события, происходящие в Арканаре, как обобщенную модель такого рода событий в истории человечества. И модель поведения ТЕХ, КТО ЗНАЕТ, что будет дальше перед лицом событий сложных, грозных, опасных. На твоих глазах гибнут замечательные люди, умные, честные, добрые — лучшие люди своей страны. А ты, зная все, видя все, обречен на бездействие. В романе — потому что ты сотрудник Института экспериментальной истории и послан на эту несчастную планету, утопающую во тьме, грязи и крови, только как наблюдатель. В жизни… что ж, и в жизни бывают случаи, когда нельзя вмешаться, хотя сердце у тебя пополам рвется. Нельзя потому, что твое вмешательство приведет к катастрофе, вызовет неуправляемую цепную реакцию…

…Трудно, невозможно человеку быть «богом», безучастным наблюдателем, даже если он понимает, что это необходимо. Антон-Румата не удерживается до конца на этой позиции, и мы понимаем, что так должно быть, что это неизбежно, потому что он — человек. Мстя за смерть любимой, он проходит свой последний путь на этой планете, оставляя за собой кровавый след. Это не выход, не сознательное решение; это лишь бурный, стихийный взрыв, калечащий душу, непоправимо ранящий сознание. Но такой — израненный, искалеченный — Румата понятен и близок нам. Неизмеримо более понятен и близок, чем был бы, если б до конца остался на позициях «бога», предписанных ему «базисной теорией» и условиями эксперимента. Потому что человеком во всем значении этого слова быть тоже нелегко. Вот об этом и о многом другом заставляет глубоко задуматься яркая и страстная повесть «Трудно быть богом».

Громова А. Молнии будут служить добру // Литературная Россия, 1965, 26 марта.

…«Трудно быть богом» — значительный этап в развитии творчества Аркадия и Бориса Стругацких. По жанру это произведение, несмотря на небольшой объем, конечно, не повесть, а настоящий роман, с множеством интриг параллельных, встречных и пересекающихся, с целой толпой героев, нарисованных ярко и выпукло, — у каждого собственное лицо и своя судьба…

…Конечно, подлинное средневековье было не совсем таким. Но авторы правы, когда создают свое собственное средневековье, сотканное из всего жестокого и отвратительного, что породило прошлое. Ведь это не объективное историческое исследование, а яростный памфлет. И авторы в нем пристрастны, как должен быть пристрастен суд, который судит отвратительное родимое пятно, оставшееся нам в наследство от капитализма, — живучее мещанство!..

Аркадий и Борис Стругацкие — в поиске, их творчество — в движении. Это особенно роднит их с нашей жизнью, нашей современностью, одушевленной бесконечным движением вперед!

Андреев К. Почти такие же // Литературная газета, 1965, 27 мая.

…Стремителен и напряжен сюжет последнего произведения Стругацких «Трудно быть богом». Глубокое осознание личной ответственности перед историей, присущее людям коммунизма, противопоставляется здесь воинствующему фанатизму некоего условного общества, где слиты воедино черты мрачного средневековья и оголтелого фашизма. Обнаженная сущность извека противоположных начал предстала на вымышленном скрещении исторических путей как цель, пойманная лучами прожекторов. Это не игра ума, не любопытный социологический опыт, а наступление против любых проявлений античеловечности…

Емцев М., Парнов Е. Наука и фантастика // Коммунист, 1965, № 15.