Собрание сочинений: В 12 т. Т. 3: Собака Баскервилей

В подвальных кладовых акционерного банка «Кац и Компания» на Чаринг-Кросс хранится заслуженного вида дорожная сумка с надписью: «Дж. Г. Уотсон, доктор медицины, офицер Индийской армии в отставке». Она битком набита моими записками, главным образом с описанием казусов и загадок, которые в свое время достались на долю Шерлока Холмса. О некоторых из них, как это ни обидно, рассказывать не придется, — расследование закончилось неудачей, а кого заинтересует загадка без разгадки — разве что узкого специалиста, реакцией же любого нормального человека будет лишь досада. А жаль! Чего стоит, например, к сожалению не имеющая конца история Джеймса Филлимора. Этот человек забыл зонтик, вернулся за ним домой, и с тех пор ни одна живая душа его не видела. А тендер «Алисия», который бесследно растворился в узкой полосе речного тумана, причем вместе со всем экипажем! Чисто академический интерес представляет и досье известного журналиста и бретера Исидора Персано — жертвы загадочной мании: он ни при каких условиях не расставался со спичечным коробком, в котором якобы заключался экземпляр червя, еще не описанного в биологической литературе.

Есть в сумке и совсем другого рода дела, которые также никогда не попадут в печать. Это дела, связанные с личными и семейными тайнами. От одной мысли, что они могут выплыть на свет, многих высокопоставленных особ пробирает дрожь. Но все записки, относящиеся к этой категории, будут уничтожены, как только у моего друга Шерлока Холмса найдется время отобрать их.

Тем не менее остается немало дел, которые я мог бы опубликовать и раньше, если бы не боязнь показаться читателю навязчивым. Это могло бы бросить тень и на репутацию человека, которого я уважаю безгранично. В распутывании некоторых узлов я участвовал лично и могу быть рассказчиком-очевидцем, о других делах я имею право говорить только в третьем лице, потому что не принимал в них участия или оно было ничтожно малым.

Этот рассказ я по праву веду от первого лица.

В это октябрьское утро ветер неистовствовал, и на единственном платане, видном из моего окна, оставались считанные листики. Спускаясь завтракать, я заранее рисовал себе депрессию, в которую погружен Холмс. Будучи натурой артистичной, он чутко и даже болезненно реагировал на подобные капризы погоды. Но на этот раз я ошибся. К моему приходу он уже успел позавтракать и пребывал в состоянии очевидного душевного подъема: веселость с небольшой примесью зловещего воодушевления.

— Новое дело, Холмс? — спросил я.

— Склонность к дедуктивным умозаключениям — заразительная штука, Уотсон, — усмехнулся Холмс. — Вы легко разгадали мое состояние. В самом деле, после целого месяца скучных пустяков у меня появилось настоящее дело.

— А меня вы к нему привлечете?

— Почему бы и нет? Но мы еще успеем все обсудить, сначала позавтракайте. Наша новая кухарка решила сегодня побаловать нас крутыми яйцами. Однако вчера на столе в прихожей я видел журнал «Семейное чтение». Боюсь, что роман, опубликованный в этом, без сомнения, почтенном еженедельнике, отвлек ее внимание и, таким образом, был нарушен режим, необходимый даже в таком незначительном деле, как варка яиц. Впрочем, о степени их пригодности к употреблению судите сами.

Уже через пятнадцать минут со стола было убрано, и мы с Холмсом остались вдвоем. Вытаскивая из кармана письмо, он спросил:

— Вам знакомо имя Нейла Гибсона, по прозвищу Золотой Король?

— Это американский сенатор?

— Вот именно. Он в самом деле когда-то был сенатором от какого-то из западных штатов, но это в прошлом, а сейчас он самый крупный золотопромышленник в мире.

— А, теперь вспомнил! Он ведь уже несколько лет живет в Англии? Кажется, он довольно известен и здесь?

— Все верно. Он обзавелся большим имением в Хэмпшире, это было пять лет назад. А широкую известность он приобрел после того, как трагически погибла его жена.

— Вот оно что! Конечно, я встречал это имя в газетах. Но никаких подробностей я не помню.

Только сейчас я заметил, что одно из кресел погребено под грудой газет. Холмс кивнул в ту сторону и сказал:

— Знай я, что это дело мне достанется, так разобрался бы в газетных статьях, пока они были свежими, и даже выписки мог сделать. Вся сложность в том, что дело, хотя и сенсационное, выглядит совсем простым. Доказательства ясны, и даже личность обвиняемой не может их поколебать. Таково решение и присяжных при коронерском расследовании[31], и полицейского суда. А теперь им будет заниматься суд присяжных — выездная сессия в Винчестере. Честно говоря, Уотсон, сейчас положение обвиняемой кажется мне безнадежным. Я нахожу факты, но я бессилен их изменить. Так вот, если не обнаружатся какие-то дотоле не известные факты, которые позволили бы рассматривать происшедшее под новым углом зрения, похоже, моему клиенту не на что надеяться.

— Вашему клиенту?

— Черт возьми, Уотсон, я же вам ничего не сказал. Тут уж я от вас заразился — ведь это вы обычно начинаете с конца и при этом умудряетесь все перепутать. Начните лучше с этого.

И он протянул мне письмо. Мое внимание привлек твердый, отчетливый почерк.