Надо писать на том прекрасном, добротворном языке, на каком говорит твой народ, а не на эсперанто, ибо, по Далю, "коль скоро мы начинаем ловить себя врасплох на том, что мыслим не на своем, а на чужом языке, то мы уже поплатились за языки дорого: если мы не пишем, а только переводим, мы, конечно, никакого подлинника произвести не в силах и начинаем духовно пошлеть. Отстав от одного берега и не пристав к другому, мы и остаемся межеумками".
А появился роман при весьма загадочных обстоятельствах.
Как я узнал стороной, в марте 1979 года я получил спецзадание на вылет.
Не от хорошей жизни уже почти десять лет я бегал вольным художником в журнале «Турист». Зачем мне нужна была эта вольница?
Если я не буду пристёгнут где-нибудь к службе, по жестоким советским законам меня могут выселить из Москвы. За тунеядство.
И я рвался на два берега.
Литература и служба.
И прикопался я в «Туристе» вольным художником. Главное, чтоб ежемесячно бежал мне твёрдый минимальный заработок – три рубля. Моя твердыня – три рубля. Разве на месяц воробью на пшено и на прочие карманные глупости не хватит трёх рваных? Зато я не тунеядец, а доблестный труженичек, и мне исправно капает законный производственный стаж.
За время сидения в кресле главного редактора Бориса Москвина тираж журнал скатился с трёхсот до двухсот тысяч. На летучках меня несло в критику, я подпекал своим видением путей улучшения журнала. Москвину эта критика не нравилась, и он решил избавиться от меня – дать такое задание, от которого я наверняка откажусь, и тогда он со спокойной совестью сможет меня уволить.
Но почему я, по его мнению, отказался бы от задания? Мне за сорок, лыжи видел только в кино. А воскресный переход строителей БАМа через Байкал лыжный. Марафонскую дистанцию, по его мнению, я наверняка не одолею на своих двух кривых клюшках, одна из которых была вывихнута при игре в футбол ещё в юности и при ходьбе часто подворачивается. А по льду перейти сорок пять километров вприбежку за лыжниками, считал он, я не смогу.
Но я смог!
Написал репортаж. Однако Москвин его так и не дал. Вот этого я не смог стерпеть, ушёл из «Туриста» и засел за роман о байкальском переходе.
РУСИНИЯ
РУСИН – СЫН РУСИ!
Лучше садися под тень Льва и Тигра, нежели под покров лукавого.
Александр ДухновичА закрутил всё коварный господин Случай в командировке.
От одного толстого московского журнала я приезжал осенью 1980 года в карпатское село Белки за очерком о знатной звеньевой кукурузоводческого звена.
Материал я собрал дня за два и уже был на автобусной остановке, чтоб вернуться в Ужгород, а там и в Москву. На автобусной остановке я невольно подслушал страшную историю семьи Жупаниных, и автобус без меня упылил в Ужгород.
А я ринулся к братьям Ивану и Петру Жупаниным.