– Вот здесь я живу, здесь я скучаю, – слегка нараспев сказал Высоцкий и закрыл руками глаза, будто задумавшись или плача.
– У вас хорошо…
– Теперь – да. Когда вы здесь.
– Ну, что вы…
Она села.
Высоцкий изредка, будто сам с собой говоря, ронял короткие, обрывистые фразы, слегка печальные, слегка восторженные, и опять умолк.
– Пойдем закусить. А потом… вы у меня еще посидите… долго, долго…
И взяв ее слабую руку, он медленно поднес ее к своим губам и заглянул в глаза просительно и томно…
В столовой, на сияющей скатерти были расставлены изысканные угощения.
Ксения Петровна быстрым взглядом все осмотрела и оценила.
– Хотите икры. Вот вино, – теперь это редкость. У меня его еще много…
Она чувствовала себя неловко, – одна у этого чужого ей, недавно встреченного человека.
Все стесняло ее. И говорить нечего. Он изливается о своей любви и своей грусти, а она – о чем она будет говорить? Вот, с Володей она никогда не молчала, все рассказывала что-то, вспоминала… Милый Володя, дорогой, никого кроме него она не любит!..
– А знаете… у меня от мужа уже три недели вестей нет.
Высоцкий участливо спросил:
– Да? А Владимир Константинович на каком фронте?
– Не знаю… Был где-то за Варшавой… Теперь не знаю.
– Ну даст Бог, все будет благополучно…
Он помолчал и вздохнул.
– Как пустынна была бы жизнь без любви… без таких встреч.
Ксения Петровна ела виноград.
– Разве?
– И знаете, – не отвечая ей, продолжал Высоцкий, – я предчувствовал вас… встречу с вами… давно, давно. Это не случайно, это – счастье.
– Для кого?
– Для нас.
Ксения Петровна подняла глаза и слегка испугалась. Высоцкий смотрел на нее остановившимся томным взглядом.
Она попробовала улыбнуться.
– О, почему это вы так уверены?
– Потому, что я этого хочу.
Он встал и подошел близко, близко к ее стулу. Ксения Петровна тоже встала.
– Что с вами?
– Ничего, ничего, я вас люблю, я только вас люблю.
– Сергей Викентьевич!
– Да, да, я так хочу…
Он взял ее за плечи и, наклонившись, поцеловал медленным поцелуем.
Высоцкий почувствовал, что Ксения Петровна слабеет и дрожит в его руках, но не отбивается, не отталкивает его. Значит, все будет хорошо. Значит, она покорная и нежная.
Он хотел поцеловать ее – как всегда делал – в глаза и вдруг заметил, что она плачет.
– Ксения Петровна, что с вами?
Она, дрожа и всхлипывая, упала в кресло.
– Ничего, это пройдет… это сейчас пройдет.
– Может быть, вы хотите воды?
Ксения Петровна покачала головой.
– Нет, не надо… Знаете, я такая нервная теперь… Я вспомнила Володю… Вы меня поцеловали…
Высоцкий чуть заметно поморщился и сказал шутливо:
– Это первый поцелуй после отъезда вашего супруга? Вы невинны, как херувим…
Ксения Петровна хотела перестать плакать – стыдно ведь! – но не могла. Мысли печальные и страшные волновали и томили ее.
– Знаете, я так боюсь за мужа… за Володю… Где он?.. Ведь почти месяц ни слова.
Высоцкий со скукой протянул:
– Да-а?
«Ничего он не понимает», – подумала Ксения Петровна и замолчала.
Огни в камине погасли. Только угли тлели еще, разваливаясь и темнея.
Высоцкий опять сел к ногам Ксении Петровны.
– Ну, милая, дорогая, не надо плакать, не надо так нервничать.
Он взял ее руки и ласково, как ребенку, стал гладить их и целовать.
Ксения Петровна сидела неподвижно, опустив голову, и смотрела влажными глазами в одну точку.
Вдруг она встала.
– Нет, я не могу… Я не знаю, что со мной… Мне так страшно…
И опять стала плакать.
Высоцкий неторопливо поднялся, принес стакан воды и сказал чуть-чуть холодно:
– Дорогая, вы больны, вероятно… Мне очень грустно, но… я думаю, вам бы следовало поехать домой и отдохнуть…
Ксения Петровна заговорила быстро-быстро, глотая слезы и бегая по комнате:
– Да, да… я поеду. Простите, я не знаю, я больна, конечно… Мне не надо было приезжать к вам… Конечно, конечно, нельзя было.
Она побежала в переднюю и стала одеваться.
– Я никогда не приеду к вам… никогда… Я не могу.
Высоцкий вежливо и спокойно улыбнулся.
– Я виноват, если оскорбил вас как-нибудь. Надеюсь, вы разрешите мне, по крайней мере, проводить вас?
Ксения Петровна, прислонившись к стене, обессиленная и бледная, сказала тихо:
– Пожалуйста… Вы не сердитесь на меня?
– Нет, что вы… Нервы, я понимаю…
Ночь была теплая и светлая. Высоко в голубоватом, молочном тумане тонули редкие, маленькие звезды.
На Неве были разведены мосты, и большие корабли проходили важно и медленно, как тени, теряясь в ночной мгле.
Ксения Петровна мало-помалу успокоилась.
Взглянув на Высоцкого, она сказала мечтательно и слегка иронично, будто подражая ему.
– Как хорошо плыть на таком корабле.
– Куда?
– Все равно. Все дальше, дальше. Что это куранты бьют? Двенадцать?
– Нет, сейчас позже, наверное.
Они замолчали.
– Вы не сердитесь?
– За что?
– Да вот за эти слезы, за истерику?
– Нет. Но этого больше быть не должно.
Высоцкий взглянул на Ксению Петровну повелительно и строго. Она вся съежилась и отсела на край коляски.
– Оставьте меня. Я сказала вам, что больше к вам не приеду.
– Но отчего?
– Я не хочу… Я обещала Володе…
– Но ведь он не узнает. Вы – смешная…
– Все равно… Не стоит…
– Как хотите! Я вам надоедать не буду…