Собрание сочинений в 18 т. Том 1. Стихи, проза, переводы

Когда извозчик стал у ворот дома, где жила Ксения Петровна, он сошел первым, позвонил дворнику, подождал, пока тот отворил калитку, и снял шляпу.

– Прощайте, Ксения Петровна.

Ей опять стало жаль его и она сказала, как могла, просто и дружелюбно:

– До свидания… Не забывайте.

И, улыбнувшись, кивнула ему и пошла через двор.

Белыми ночами лестница, хоть и совсем темная, не освещалась. Ксения Петровна, хорошо зная каждую ступеньку, каждый поворот, пошла быстро и уверенно. Поднявшись во второй этаж – ее квартира была на пятом – она заметила, что сквозь пролет падает электрический свет. Она остановилась и посмотрела наверх. Было ясно, что на самом верху, на площадке ее квартиры горит рожок. «Что это, забыли погасить, что ли?» – подумала Ксения Петровна и стала подниматься выше.

Но она не могла идти так быстро, как привыкла ходить, – и дыхания не было, и ноги слабели и подкашивались. Так бывает во сне – хочешь бежать от разбойника какого-нибудь или привидения и не можешь, будто прикованный к земле.

– Устала я отчего-то, – шепотом проговорила Ксения Петровна и пошла тихо, тихо, опустив голову и тяжело дыша. На площадке четвертого этажа постояла у стены, отдохнула и стала подниматься выше, еле волоча совсем слабеющие ноги.

– Кто же это рожок забыл? – опять подумала она, взглянула на лампу, на площадке у своей двери и вдруг остановилась.

Двери в квартиру были широко раскрыты, была видна сияющая светом передняя и за ней гостиная. В дверях на площадке стоял Володя, муж Ксении Петровны, в парадной форме, в орденах, бледный, спокойный и грустный, и молча смотрел на жену.

Ксения Петровна сначала не могла сказать ни слова. Потом, задыхаясь, вскрикнула:

– Володя!.. – и хотела броситься вверх.

Но бежать она не могла. Ноги были будто стопудовые и поднимались тяжело и медленно.

Владимир Константинович стоял неподвижно и все смотрел, молча и пристально.

– Володя! Володя… что же ты не идешь ко мне… откуда ты!

В ее душе была и острая радость встречи, и странная какая-то тревога, и все растущее удивление – что с ним, с ее милым, милым Володей.

Ноги все не слушались, тяжелые и холодные.

Когда она, наконец, поднялась, Владимир Константинович тихо подошел к ней и с бесконечной нежностью и будто печально, но слабо поцеловал в губы. Потом низко склонился и поцеловал обе руки.

– Здравствуй, милая. Вот я и приехал.

Голос бы глухой и спокойный. Ксения Петровна не могла еще прийти в себя.

– Володя, когда же ты? Надолго?

Он не отпускал ее рук.

– Я туда не вернусь больше.

– Совсем?

– Совсем. Меня царь к себе вызвал.

Ксения Петровна задыхалась.

– Милый, милый, как я счастлива, я так тосковала…

– Ты не тоскуй, – тихо покачал головой Володя.

– И знаешь, – она испугалась, что муж знает, где она была, – знаешь, это странно, я первый раз ушла из дому… у меня дело было к Марье Николаевне… и вот ты приехал…

Она умолкла, взглянув на мужа.

– Володя, отчего такой бледный?.. Ты голоден, верно, или тебе отдохнуть надо… Я сейчас… подожди…

Ей вдруг стало невыносимо тяжело и она убежала, чтобы не вскрикнуть или не заплакать.

Владимир Константинович молчал.

В спальне Ксения Петровна торопливо открыла электричество, сняла шляпу и подбежала к столу за ключами.

На столе лежала нераспечатанная телеграмма.

– Володя, это твоя депеша? Нет?

Не получив ответа, Ксения Петровна как во сне, вскрыла телеграмму и прочла:

«По поручению командира полка, сообщаю вам, что супруг ваш поручик Иваненко убит сегодня в стычке с неприятелем».

Она уронила бумагу и, еле произнося слова, сказала:

– Во…лодя… что это? Ты видел. Это… ошибка.

– Володя!

Ответа не было. Ксения Петровна вышла в переднюю, – никого. Дверь на лестницу закрыта. Везде темно.

– Володя!

Она медленно, еле ступая, обошла всю квартиру. Нигде никого не было.

Тишина, – только слышно дыхание спящего ребенка.

Ксения Петровна остановилась и закрыла лицо руками. Потом, все поняв, но не плача и не крича, пошла в спальню, перекрестилась и стала на колени перед темневшей в углу иконой Всех Скорбящих Радости.

11 марта Петроградский рассказ

– Это очень страшно… Я теперь всю ночь не засну.

Людмила Петровна потерла озябшие руки и взглянула на часы.

– Как поздно! Надо мне собираться.

В столовой пили чай. Низкая лампа ярко освещала печенья и чашки и темной зеленью заливала лица и стены.

Ольшевский улыбнулся.

– Посидите еще… А разве… вы не учили этого?

– Нет, у нас в учебнике, кажется, было сказано. Павел скончался 11-го марта. И больше ничего. В восьмом классе говорили, я помню. И потом я читала у Мережковского. А сегодня разве 11-е? Сегодня 10-е.

– Нет, 11-е.

– Ах, да, правда. Завтра тетя Вера приедет, 12-го. Ну, мне пора идти уже.

– Да, милая, – Ольшевский понизил голос, – мне очень стыдно, что я не могу проводить вас, но вы знаете.

Дремавшая за самоваром старушка вдруг встрепенулась.

– Ну, Людочка тебя извинит. Как можно в такую погоду выйти. Так ведь и воспаление можно получить, спаси Бог.