Сорванцов. Из присутствия, княгиня. Я там так заспался, что насилу очнуться могу. Часа четыре читали дело. Ты знаешь, что я судья. Всю эту пропасть читали при мне, а как законом не запрещено судье спать когда и где захочет, то я, сидя за судейским столом, предпочел лучше во сне увидеть бред, нежели наяву услышать вздор.
Княгиня. Не понимаю, как мог ты с твоим характером сделаться судьею. Знаешь ли что? Пока я за туалетом, расскажи мне всю свою историю. Девка! Румяны!
Сорванцов. Она коротехонька. Я нарисую всю картину моей жизни, как ты, княгиня, полщеки разрисовать не успеешь. Мне
Княгиня. Боже мой, какое это несчастие?
Сорванцов. Несчастие, которому, я думаю, в свете примера не бывало и не будет. Полтораста карт убили у меня в один вечер, из которых девяносто семь загнуты были сетелева.
Княгиня. Ах, это слышать страшно!
Сорванцов. После этого несчастия хватился я за разум. Перестал ставить большие куши, а маленькими в полгода проставил я еще пятьсот душ в Кашире.
Княгиня. Как?! Ты проиграл и каширскую, где лежат твои родители?
Сорванцов. Я им тут лежать не помешал, княгиня! Сверх того, не из подлой корысти продал я деревню, где погребены мои родители. За то, что тела их тут опочивают, мне ни полушки не прибавили.
Княгиня. И подлинно ты перед ними чист в своей совести.
Сорванцов. Итак, с полутора тысячью душ принялся я за экономию: вошел в коммерцию. Стал помаленьку продавать людей на службу отечеству, стал заводить в подмосковной псовую охоту, стал покупать бегунов, чтоб сделать себе в Москве некоторую репутацию. Ямской цуг был у меня по Москве из первых, как вдруг поражен я был лютейшим ударом, какой только в жизни мог приключиться моему честолюбию.
Княгиня. Ах, боже мой! Какое это новое несчастие?
Сорванцов. Я не знал, не ведал, как вдруг из моего цуга выпрягли четверню и велели ездить на паре. Этот удар так меня сразил, что я тотчас ускакал в деревню. Жил в ней долго, как человек отчаянный. Наконец очнулся. Я дворянин, сказал я сам себе, я не создан терпеть унижении. Я решился или умереть, или по-прежнему ездить шестерней.
Княгиня. Молодые люди, молодые люди! Вот как вам всем думать надобно.
Сорванцов. Я кинулся в Петербург, где через шесть недель из капитанов преобразился в надворные советники. Я странный человек. Чтоб найти, чего ищу, ничего не пожалею. Следствие этого образа мыслей было то, что меньше нежели через год из надворных
советников перебросили меня в коллежские. Теперь я накануне быть статским, а назавтра этого челобитную в отставку да в Москву, в которой, первые визиты сделав шестернею, докажу публике, что я умел удовлетворить моему любочестию.
Княгиня. О, если бы все дворяне мыслили так благородно, и лошадям было бы гораздо легче.
ВЫБОР ГУВЕРНЕРА
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Князь Слабоумов.
Княгиня, жена его.
Князь Василий, сын их.
Г-н Сеум, дворянский предводитель.
Г-н Нельстецов, штаб-офицер.
Графиня Самодурова.
Пеликан, француз, гувернер.
Слуга князя Слабоумова.
Девка княгини Слабоумовой.
Няни князь Василья.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Княгиня
Князь. В деревне не худо вставать поранее.
Княгиня. Да не князю. Ваше сиятельство должны жить по-княжески; хозяйничать нам нужды нет; за нами, слава богу, три тысячи душ, так с наш век станет; да я и сама не так воспитана, чтоб быть доброю хозяйкой.
Князь. Правда, княгиня; я и сам из роду отца твоего не знаю никого, кто бы разумел хозяйство. Род Вертушкиных дворянский, я не спорю; однако ни одного Вертушкина хозяина нет.
Княгиня. Конечно; я хотя не урожденная княжна, однако из хорошей дворянской фамилии, и думаю, что мой род не делает бесчестия роду князей Слабоумовых.
Князь. Княгиня, друг мой, я сегодня встал рано для того, что у меня с ума нейдет воспитание нашего князь Василья. Все мне говорят, что к нему надобен теперь гувернер; где его здесь в деревне сыщешь?