Читаем Собрание сочинений в 2-х томах. Том 1 полностью

Сорванцов. Из присутствия, княгиня. Я там так заспался, что насилу очнуться могу. Часа четыре читали дело. Ты знаешь, что я судья. Всю эту пропасть читали при мне, а как законом не запрещено судье спать когда и где захочет, то я, сидя за судейским столом, предпочел лучше во сне увидеть бред, нежели наяву услышать вздор.

Княгиня. Не понимаю, как мог ты с твоим характером сделаться судьею. Знаешь ли что? Пока я за туалетом, расскажи мне всю свою историю. Девка! Румяны!

Сорванцов. Она коротехонька. Я нарисую всю картину моей жизни, как ты, княгиня, полщеки разрисовать не успеешь. Мне за тридцать лет. Первые осьмнадцать, сидя дома, служил я отечеству гвардии унтер-офицером. Покойный батюшка и покойница матушка выхаживали мне всякий год паспорт для продолжения наук, которые я, слава богу, никогда не начинал. Как теперь помню, что просительное письмо в Петербург о паспорте посылали они обыкновенно по ямской почте, потому что при письме следовала посылочка с куском штофа, адресованного на имя не знаю какой тетки секретаря полкового. Как бы то ни было, я не знал, не ведал, как вдруг очутился я в отставке капитаном. С тех пор жил я в Москве благополучно, потому что батюшка и матушка скончались и я остался один господином трех тысяч душ. Недели две спустя после их кончины жестокое несчастие лишило меня вдруг целой тысячи душ.

Княгиня. Боже мой, какое это несчастие?

Сорванцов. Несчастие, которому, я думаю, в свете примера не бывало и не будет. Полтораста карт убили у меня в один вечер, из которых девяносто семь загнуты были сетелева.

Княгиня. Ах, это слышать страшно!

Сорванцов. После этого несчастия хватился я за разум. Перестал ставить большие куши, а маленькими в полгода проставил я еще пятьсот душ в Кашире.

Княгиня. Как?! Ты проиграл и каширскую, где лежат твои родители?

Сорванцов. Я им тут лежать не помешал, княгиня! Сверх того, не из подлой корысти продал я деревню, где погребены мои родители. За то, что тела их тут опочивают, мне ни полушки не прибавили.

Княгиня. И подлинно ты перед ними чист в своей совести.

Сорванцов. Итак, с полутора тысячью душ принялся я за экономию: вошел в коммерцию. Стал помаленьку продавать людей на службу отечеству, стал заводить в подмосковной псовую охоту, стал покупать бегунов, чтоб сделать себе в Москве некоторую репутацию. Ямской цуг был у меня по Москве из первых, как вдруг поражен я был лютейшим ударом, какой только в жизни мог приключиться моему честолюбию.

Княгиня. Ах, боже мой! Какое это новое несчастие?

Сорванцов. Я не знал, не ведал, как вдруг из моего цуга выпрягли четверню и велели ездить на паре. Этот удар так меня сразил, что я тотчас ускакал в деревню. Жил в ней долго, как человек отчаянный. Наконец очнулся. Я дворянин, сказал я сам себе, я не создан терпеть унижении. Я решился или умереть, или по-прежнему ездить шестерней.

Княгиня. Молодые люди, молодые люди! Вот как вам всем думать надобно.

Сорванцов. Я кинулся в Петербург, где через шесть недель из капитанов преобразился в надворные советники. Я странный человек. Чтоб найти, чего ищу, ничего не пожалею. Следствие этого образа мыслей было то, что меньше нежели через год из надворных

советников перебросили меня в коллежские. Теперь я накануне быть статским, а назавтра этого челобитную в отставку да в Москву, в которой, первые визиты сделав шестернею, докажу публике, что я умел удовлетворить моему любочестию.

Княгиня. О, если бы все дворяне мыслили так благородно, и лошадям было бы гораздо легче.

[Не окончено.]<p>ВЫБОР ГУВЕРНЕРА</p>КОМЕДИЯ В ТРЕХ ДЕЙСТВИЯХ<p>ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА</p>

Князь Слабоумов.

Княгиня, жена его.

Князь Василий, сын их.

Г-н Сеум, дворянский предводитель.

Г-н Нельстецов, штаб-офицер.

Графиня Самодурова.

Пеликан, француз, гувернер.

Слуга князя Слабоумова.

Девка княгини Слабоумовой.

Няни князь Василья.

Действие в деревне Слабоумовых.<p>ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ</p>ЯВЛЕНИЕ IКнязь Слабоумов и княгиня.

Княгиня(взглянув на часы). Лишь только восемь било. Что ты, князь, так рано встал?

Князь. В деревне не худо вставать поранее.

Княгиня. Да не князю. Ваше сиятельство должны жить по-княжески; хозяйничать нам нужды нет; за нами, слава богу, три тысячи душ, так с наш век станет; да я и сама не так воспитана, чтоб быть доброю хозяйкой.

Князь. Правда, княгиня; я и сам из роду отца твоего не знаю никого, кто бы разумел хозяйство. Род Вертушкиных дворянский, я не спорю; однако ни одного Вертушкина хозяина нет.

Княгиня. Конечно; я хотя не урожденная княжна, однако из хорошей дворянской фамилии, и думаю, что мой род не делает бесчестия роду князей Слабоумовых.

Князь. Княгиня, друг мой, я сегодня встал рано для того, что у меня с ума нейдет воспитание нашего князь Василья. Все мне говорят, что к нему надобен теперь гувернер; где его здесь в деревне сыщешь?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги
Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза