Читаем Собрание сочинений в 2-х томах. Том 2 полностью

Семь недель остается мне до сроку, и я нарочно заранее принял смелость всенижайше просить ваше превосходительство об отсрочке мне еще на полгода для следующих причин: 1) Я время мое провожу здесь весьма полезно, в рассуждении известного вам моего состояния; перевел «Иосифа», за который возьму 200 руб.; напечатал «Сиднея»; пишу стихи; дописал почти свою комедию, чему свидетель отъезжающий отсюда С. Г. Домашнев, который все то читал, о чем я имею честь доносить вашему превосходительству. 2) Все братья мои в Петербурге, и если вы не сделаете со мною милости и мне не отсрочите, то отец и мать мои, имен четырех сынов, не будут при старости своей иметь того утешения, чтоб видеть хотя одною из них. Сколь они желают еще моей отсрочки, то ваше превосходительство изволите усмотреть из приложенного здесь письма от отца моего. 3) Я с прискорбием вижу, что, приехав в Петербург, не буду иметь ни малейшего случая заслужить сколько-нибудь те деньги, которые я из казны брать буду. Дела производит г. секретарь, [1] а я разве для рифмы буду только тварь. Я знаю, что все, кроме создателя, тварь есть; но представьте, милостивый государь, кому хочется быть такою тварью, которая создана для того только, чтоб служить рифмою другой? Ваше превосходительство изволите сами знать, что я для миллиона резонов с г. Л.[1] быть вместе не могу; ибо кто не желает остатки дней своих провести спокойно? С Вевером делаю я весьма прочный договор, который состояние мое неотменно поправит и который будет всесовершенно разрушен, если я получу повеление ехать отсюда. Брат мой будет иметь честь вручить вашему превосходительству сие письмо. Сделайте со мною милость, прикажите ему отписать ко мне ваше соизволение, чтоб мог я заранее так расположить дела мои и чтоб не вступил я здесь с Вевером в обязательство, если ваше превосходительство приезд мой на срок изволите считать необходимым для моей фортуны, ибо я твердо уверен, что вы не иначе прикажете мне оставить здешние дела мои и ехать к вам, как разве для того, чтоб каким-нибудь другим и верным способом поправились обстоятельства мои в рассуждении чина и жалованья, без чего, как и вашему превосходительству известно, должен я буду остаться на прежнем основании, на котором быть не могу никаким образом.

Сколь ни редко пишу я к вашему превосходительству, но боюсь, не часто ли и то беспокою я вас вздорными моими письмами, а паче моею философиею. Я знаю, что вы, милостивый государь, упражняетесь в делах важных, а я иногда беру смелость писать шутку; следственно, должен я всегда опасаться, чтоб шутка моя не пришла некстати. И кто может меня в том уверить, что я еще не забыт вами? Для человека, занятого делами, полгода довольно времени забыть и целую сотню людей, не только одного человека; но для меня мало целого моего века к тому, чтоб сердце мое переменилось в рассуждении истинной к вам преданности. Она кончится с жизнию моею.

2

Москва [1769].

Приложенную при сем оду поручил мне автор оныя переслать к вашему превосходительству. Я, с моей стороны, в праздные часы мои (которых в сутки бывает у меня 24), пишу стихи, которые стоят мне не только неизреченного труда, но и головной болезни, так что лекарь мой предписал мне, в диете, отнюдь не пить английского пива и не писать стихов, ибо как то, так и другое кровь заставляет бить вверх. Все медики единогласно утверждают, что стихотворец паче всех людей на свете должен апоплексии опасаться. Бедная жизнь, тяжкая работа и скоропостижная смерть — вот чем пиит от прочих тварей отличается!

Комедия моя, если ваше превосходительство прикажете мне ехать, привезена будет со мною; а ежели милость ваша столь велика для меня будет, что я еще на полгода здесь останусь, то, переписав чисто, буду иметь честь переслать оную к вашему превосходительству. Я, конечно, уверен, что если она вам не понравится, то вы не припишете сие моему нерачению, а положите вину на слабость сил моих. Ныне же, видно, не так легко избежать критики, как прежде. Я читал, не знаю, на какого-то Александра Васильевича преужасную сатиру. Комедия мне неизвестна, и я не знаю кто автор, но опасаюсь подвержен быть его горестной участи; и для того, милостивый государь, не хочу видеть мою комедию представленною прежде, нежели вы мне самую истину о ней сказать изволите, то есть прикажете выключить то, что вам не нравится, и прибавить то, что вам угодно. Ваша критика мне необходима; да вы же сами изволите видеть, что нет во мне смешной гордости тех, кои, сами на себя и на свое искусство надеясь, считают себя равными с Мольером или, на худой конец, с Детушем.

Позвольте, милостивый государь, повторить мне еще нижайшую просьбу об отсрочке моей, которая в настоящем состоянии моем необходима, разве ваше превосходительство другим каким верным способом оное поправить изволите, продолжая ко мне ваше покровительство, которому навсегда себя препоручая, имею честь быть с глубочайшим почтением...

<p>К А. М. ОБРЕСКОВУ<a l:href="#comment_270">{*}</a></p>1

[Сентябрь 1772.]

Милостивый государь мой Алексей Михайлович!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза