Читаем Собрание сочинений в 2-х томах. Том 2 полностью

О вы, которые и с имением своим вечно погибаете, которые в детях своих оживляетесь для того только, чтоб сделать их участниками своего несчастия! Обратите очи на древо сие и в неисчетных его ветвиях избирайте едину по своей способности; взгляните на сучок сей, за который взялся простак ваш подданный и который питает и одевает его со всею семьею, когда ваши сродники извлекают от вас тяжкие воздыхания. Если хотя несколько усумнитесь вы о счастии купечества, тогда жители Лиона, Бурдо, Нантеса и Марсели скажут вам: на нас взирайте. Дворянин, оставляющий в наследство детям своим торг, оставляет им имение, которое по числу их умножаться будет. Сие не случается с деревенскими нивами, которые он им в наследство оставляет. Дворянство жалуется часто, что бывает оно угнетаемо от склонного к самовластному владению кардинала; купечество опять оному помогает. Без имения не можно иметь силы, а в нищете едва и душу иметь можно. Тот, который ползает в пыли, возвысился бы на высочайшую степень, если б счастие ему послужило.

Haud facile enurgunt, quorum virtutibus obstat res angusta domi...[1]

Должно ли допускать дворянство торговать или должно ль допускать его обогащаться? Сии вопросы одинаковы. Никто не спросит о том, может ли купечество быть дворянству полезно; ибо никто не спросит и о том, греет ли солнце? Но должно исследовать, полезно ли будет государству то, если дворяне вступят и купечество, и сей вопрос предложить можно таким образом. Если б в государстве было приятное, способное, выгодное одному, но вредное всему отечеству состояние, то бы надлежало оное, сколь оно ни кажется необходимо, искоренить всеми силами. Необходимость порядка требует того, чтоб малые колеса счастия каждого человека с большим колесом общего благополучия в точнейшем были соединении. Итак, теперь разберем мы, какой прибыток государство иметь может от торгующего дворянства.

Во-первых, будет оно иметь упражнение. Если б земля сама собою нужное и избыточное нам приносила; если б едемский сад по всей земле распространился; когда бы люди жили в том равном состоянии, в каковом создала их природа, — то произошло бы тогда весьма великое затруднение; а именно, в чем бы люди стали упражняться? Страсти силы свои получают от праздности. Они волнуются и общее согласие разрушают. Когда Ликург все лакедемонские земли на равные разделил части, остановил премену счастия общим злата и сребра запрещением, оставил рабам и чужестранцам все науки и купечество, желал иметь гражданами людей военных, — в самое то время предвидел он и то, что сей военный народ не всегда оружие в руках иметь будет и что необходимо должен он иметь какое-либо упражнение, без чего Спарта пришла бы опять в свой прежний беспорядок. Для сего учреждены народные обеды, собрания, бегания на конях и колесницах, игры военные, забавы, которые непрестанно содержали их в сильном движении. Французское дворянство в мирное время есть слабое тело без действий и без движения, или, лучше сказать, живущее без всякого намерения. Может быть, продлится сие мирное время. От начала сего правления продолжалося оно двадцать лет беспрерывно, и кто знает, что не продолжится оно и во все время сего правления? По счастию народов, боятся друг друга государи. Система равновесия силы, сколь она ни несовершенна есть и будет, но со всем тем щадит весьма много крови человеческой. Договоры оканчивают более споры, нежели пушки, и по тех пор стада будут покойны, пока львы будут в оковах.

Но представим себе, что ныне время военное. Мы уже не в таких живем веках, в которых государи наши регулярного войска и всегдашней армии не имели, но принуждены бывали объявлять о том дворянству. Тогда все дворяне непрестанно сапоги на ногах своих имели. Ныне гуляют они толпою по полям и городам нашим, не ведая, что делать. А наконец, скуча сею праздною жизнию, идут они в другую службу и противу нас оружие принимают. Дабы найти у нас для него упражнение, то надлежит сыскать ему состояние, которого бы пространное лоно могло принять каждого, кто бы для сего себя ни представил. Сие состояние не есть военное, ни судебное; доказывают то многие, тщетно к оным устремляющиеся. Не есть оно и духовное, несмотря на великое число мест их, на доходы, зависть во всех к ним возбуждающие. Когда от жирности некоторых духовных служителей другие тощают, то немало помогают сему и множество просителей. Состояние, коего мы ищем, есть купечество. Чем более считает оно чинов своих, тем более источники оного умножаются; оно почесться может такою кормилицею, которая дает молоко свое, его не исчерпая; она есть та рудокопная земля, которая щедра для того только, кто более ее изрывает; но как она всегда бывает щедра, то непрестанно и рыть ее потребно. Из сего произойдут дворянству непрерывающиеся выгоды.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза