Собрание сочинений. В 4-х т. Том 2. Затерянные в океане

ЛАНЖАЛЕ РЕШИЛ ГОВОРИТЬ НАПРЯМИК. Впрочем, он знал, как надо говорить с этим трусливым человеком.

— Ты спрашиваешь, на что я смотрю? Я смотрю на нечто весьма любопытное, и если ты еще не видал, как крадется под водой акула, то я минут через пять буду иметь удовольствие познакомить тебя с этим зрелищем!

— Акула! — повторил сыщик, содрогнувшись до мозга костей. — Ты шутишь, надеюсь!

— Что же тут удивительного — встретить акулу в этих водах, где их во сто крат больше, чем тигров в явских лесах?! Этого следовало ожидать, милейший Гроляр, но будь спокоен, я в бытность мою в Кайенне каждое утро забавлялся тем, что после завтрака отправлялся убивать акулу на рейде, так что меня прозвали даже «победителем акул».

— Да где же ты видишь акулу?

— Вот, смотри прямо перед собой, на расстоянии около ста метров…

— Я ровно ничего не вижу…

— Да дай мне досказать, ведь эта госпожа не прогуливается по поверхности с зонтиком и лорнеткой, как ты, очевидно, предполагаешь. Смотри только, куда я тебе говорю, и увидишь нечто вроде торчащего над водой крыла — это плавник акулы, торчащий всего на каких-нибудь двадцать сантиметров над поверхностью.

— Ну, вот теперь я вижу! И эту-то крошечную флюгарку ты называешь акулой? — неуверенно спросил Гроляр.

— Нет, это я называю плавником, а так как плавники сами по себе не плавают, то заключаю, что плавник этот, являющийся принадлежностью акулы, означает ее присутствие в том самом месте, где виднеется ее спинной плавник. Но теперь не время спорить — нам необходимо убить ее, если мы не хотим сами стать ее добычей. Я берусь расправиться с чудовищем, если только ты не станешь мешать мне твоими криками и воплями.

— Говори, что нужно делать. Если я могу тебе помочь чем-нибудь, то обещаю не терять голову; я не хочу, чтобы ты каждый раз один жертвовал собой… И затем, рыба все же не может быть уж столь ужасной, столь страшной, что ни говори…

— Так ты в самом деле хочешь помочь мне? — спросил Ланжале.

— Раз я тебе говорю, значит, это так! — почти обиженно подтвердил сыщик.

— В таком случае вот мы что сделаем: прежде всего я сброшу на время свой спасательный пояс для большей свободы движений; ты будешь держаться все время позади меня, я первый встречу натиск акулы с ножом в зубах, держа впереди себя заостренную доску «Фрелона», обращенную острием к неприятелю. В тот момент, когда акула перевернется с разинутой пастью, чтобы схватить добычу, я всажу ей в самое горло заостренный край доски изо всей силы, и тогда ты приступишь к делу: ты будешь напирать что есть мочи на доску, чтобы акула не могла ее выплюнуть, тогда как я нырну и распорю ей брюхо своим ножом. После того нам останется только поживее отплыть от чудовища немного в сторону, чтобы присутствовать при его агонии и вместе с тем избежать страшных ударов его хвоста… Понял ты, в чем должна состоять наша задача?

— Конечно, понял, и поверь мне, на этот раз я не паду духом.

— Прекрасно, — отозвался Ланжале, — посмотрим, на что ты способен…

Тем временем акула приблизилась к ним уже на расстояние каких-нибудь пятидесяти метров. Парижанин проворно сбросил с себя свой спасательный пояс, который и оставил тут же на воде подле себя, уверенный в том, что найдет его, если предстоящая схватка окончится благополучно для него; затем, схватив доску, оперся на нее грудью, выставив вперед ее заостренный конец и в то же время заслонив собой Гроляра.

Акула, как известно, хватает все что попало, а потому нашим приятелям нечего было опасаться, что чудовище разгадает заготовленную для него западню и не схватит доски.

Подплыв к доске, которую Ланжале тихонько пошевеливал в воде, чтобы хищница приняла ее за живое существо, акула замедлила свое движение, как это обыкновенно делает рыба, подходя к приманке, и затем плавно перевернулась, как всегда, на бок, чтобы удобнее схватить свою жертву. Потом, рассчитав свои силы, с налета схватила доску, острие которой Ланжале ловким движением глубоко засунул ей в глотку. Чудовище, думая, что схватило свою жертву, поспешно сжало челюсти, но не могло перекусить толстой судовой доски, ставшей еще более плотной вследствие того, что за это время пропиталась водой.

— Теперь очередь за тобой! — крикнул вполголоса Ланжале своему товарищу.

Гроляр решительно ухватился за доску и стал напирать на нее изо всей силы, а чтобы тяжелая доска не выскочила как-нибудь у него из руки, он поспешно обмотал ее раз пять-шесть канатом, что был у него вокруг пояса и за который его во все время бури удерживал Ланжале. Но вдруг произошло нечто неожиданное: в тот момент, когда Парижанин кинулся на акулу с большим ножом в руке, последняя сильным рывком погрузилась в воду, увлекая за собой и доску, и привязанного к ней Гроляра, который, совершенно потеряв голову, не догадался даже отвязать канат от своего пояса.

Быстрее молнии Ланжале нырнул и, соперничая в проворстве с акулой, пытался распороть ей брюхо; но в своей родной стихии акула уходила так быстро, что Гроляр неминуемо должен был бы погибнуть, если бы его громадный спасательный пояс не оказывал сопротивления, замедляя ход акулы.