Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон

В дверь постучали, хозяйка пошла отпирать. В передней она шепнула Флегонту:

— Господин адвокатс сказаль мне на секрет: деньги есть деньги — он выиграйт ваш процесс. Проходите, пожалюста.

Она ввела в комнату Флегонта, Луку Лукича и Петра и ушла к себе.

— Вот, господин адвокат, привел я к вам нашего мирского ходока, моего батю, — сказал Флегонт. — Величают его Лука Лукич. А с ним племянник мой, Петр Иванович.

Лука Лукич, сидевший из почтительности на краешке стула, вынул из кожаной сумки Грамоту и с опаской передал Ленину.

— Это наша надежда, — сказал он, одним своим тоном как бы внушая молодому адвокату особое отношение к Грамоте. — Она с титлами писана. Разберетесь ли? Бумаге, почитай, более двух сотен лет.

— Разберемся!

Ленин подошел к окну и при скудном угасающем свете туманного дня начал читать Грамоту.

3

Лука Лукич, ожидавший увидеть почтенного, пожилого человека в обычной богатой адвокатской обстановке, был смущен. «Молод адвокат, ох, молод, сущий еще вьюноша! Комнатенка бедненькая, а хозяйка… Черт ее разберет, какой она веры! И улица, обратно, неважнецкая. Нет, не такой адвокат нужон. Наплел, наобещал Флегонт, а вышло бог знает что!»

Лука Лукич кинул взгляд на Петра. Тот стоял, прислонившись к стене, мял в руках шапку, думал что-то свое. Лука Лукич перевел взгляд на Флегонта, сидевшего у стола и читавшего книжку.

«А этот непутевыми книжками займается! — все более раздражался Лука Лукич. — Вся жизня у тебя непутевая, сын, непонятная, не та. Был бы ты дома — какой бы хозяин вышел! А все ни к чему, связался с этими, как их там… Эх-хе-хе!.. Недоглядели за тобой мои глаза!» — Лука Лукич тяжело вздохнул.

— Ну что ж, Лука Лукич. — Ленин вернул старику пожелтевший от времени пергамент. — Грамота как грамота. В сущности, ничего особенного, обычная дворовая опись времен царя Алексея. Никакой дарственной на землю здесь и в помине нет.

— Но село-то наше! Как же так? — глубокомысленно проговорил Петр. — Наше село или не наше?

— А кто же это знает! — Ленин пожал плечами. — Сельцо Дворики поминается, но о ваших ли Двориках идет речь.

— Как так «о ваших ли»? — Гнев прозвучал в голосе Луки Лукича. — Вот тебе и раз! Слыхал, Петр? Ну нет, господин адвокат, то писано про наши Дворики. У нас Грамота найдена, стало быть, о нас и писано.

Ленин взял Грамоту и еще раз перечитал ее.

— Нет, — сказал он, бережно кладя ее на стол («Не обидеть бы старика!»), — тут совершенно неясно, какие Дворики имеются в виду… Да и откуда известно, что эта Грамота имеет какое-нибудь отношение к Тамбовской губернии? — Он внимательно поглядел на огорченного Луку Лукича. — Да и как она вообще-то к вам попала? Где вы ее разыскали?

— Ее поп нашел в барских бумагах в Улусове, — ответил Флегонт.

Тяжело ему было смотреть на отца: Лука Лукич выглядел совсем раздавленным, — еще никто так резко и откровенно не отзывался о Грамоте. Нельзя сказать, чтобы Лука Лукич до конца верил в ее силу. В глубине души он носил сомнение, хотя и считал его греховным и никому бы в нем не признался, ибо признание это лишало не его, а село, сотни людей той последней надежды на справедливость в мире, которая поддерживала их дух.

Ленин тоже понимал; что творится в душе Луки Лукича. Уж одно то, с каким трепетом этот человек прикасался к Грамоте, открыло ему многое… Пожалеть его? Нет, выдавить призрачно мерцающую надежду на справедливость, удушить ее! И он сказал:

— Значит, она была у барина… А ваш барин мог получить ее откуда угодно, в наследство, в подарок… Но даже не в этом дело, Лука Лукич. Повторяю: в Грамоте ни слова не сказано, что какие-то там земли отдаются Дворикам на вечные времена. Нет, здесь такого не написано.

Лука Лукич склонил голову. В разговор вмешался все время молчавший Петр.

— Ну нет, господин Ульянов, — проговорил он; лицо его потемнело от злобы и разочарования, — у нас тоже умники выискивались: писано, мол, а что — неведомо. Так тех умников прямо на сходке лупцевали, понятно?

Неожиданная угроза рассмешила Ленина, но он подавил желание рассмеяться.

— Хорошо, что я не на сходке, — заметил он, — иначе бы и меня постигла участь ваших вольнодумцев, а?

Лука Лукич еще ниже опустил седую свою голову.

— Однако шутки шутками, но вот что я вам скажу, Лука Лукич…

— Говорите, батюшка, я слушаю вас, — скорбно ответил Лука Лукич…

— В суде с этой бумагой вам показываться не надо: засмеют, и только. Давайте уж лучше без нее. Дело ваше, я вижу, запутанное, надежд на выигрыш у вас почти никаких нет, да и не в этом суть, я так полагаю. Верно ведь Флегонт Лукич?

— Вполне! Главное — тянуть и не дать Улусову отобрать землю.

— Правильно. Я знаю одного очень хорошего адвоката, фамилия его Волькенштейн. Человек он честнейший, земских начальников не любит, как и вы… Впрочем, по поводу совсем иному. И вообще по этим делам он дока. Но грамоту не показывайте и ему. Посмеется — не со зла, конечно, а потому, что она гроша ломаного не стоит.

Это была последняя капля; Лука Лукич взорвался.

— Благодарствуем за совет, только, как я разумею, адвокаты нам теперь вовсе не нужны. — Лука Лукич встал.