Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 4. Стихотворения.

Мне имя присвоил бесстрастный закон —
                Я пользуюсь им с тех пор,
И правом таким на него облечен,
Что славу к нему приведу на поклон
                Иль навлеку позор.

«Он — Роберт!» — родители поняли вмиг.
                Вглядевшись в черты лица,
А «Грейвз» — средь фамильных реликвий иных
Досталось в наследство мне от родных
                Со стороны отца.

«Ты Роберт Грейвз, — повторял мне отец, —
                (Как пишется — не забудь!),
Ведь имя — поступков твоих образец,
И с каждым — честный он или подлец —
                Безукоризнен будь».

Хотя мое Я незаконно со мной,
                Готовое мне служить,
Какой мне его закрепить ценой?
Ведь ясно, что Я сгнию под землей,
                А Роберту Грейвзу жить.

Отвергнуть его я никак не могу,
                Я с ним, как двойник, возник.
Как личность, я внуков набор берегу,
И кажется, держит меня в долгу
                Запись метрических книг.

Имя спешу я направить вперед,
                Как моего посла,
Который мне кров надежный найдет,
Который и хлеб добудет и мед
                Для моего стола.

И все же, поймите, я вовсе не он
                Ни плотью моей, ни умом,
Ведь имя не знает, кто им наречен…
В мире людей я гадать обречен
                И о себе и о нем.

ЭТЮД «ПОСЛЕ БЕСЕДЫ» (Перевод И. Левидовой)

В тиши полуночного сада
Среди лоз винограда
В мерцании лунного света
Стул из отеля
Мрачно глядит в заголовок вечерней газеты,
Которую, видно, еще развернуть не успели.

Стул из этой же пары
Опрокинут ударом,
Лежит неудобно,
Не может подняться.
Его навзничь швырнули внезапно и злобно,
И так вот, увы, до утра придется ему оставаться.

На веранде, где шла беседа,
Нет кровавого следа,
Не сверкает опасно нож —
Ничто не внушает испуга.
Даже клочьев письма на полу не найдешь,
Даже кольцо не отброшено гневно в угол.

На скатерти, прямо,
Не задетые драмой,
Стоят два бокала на тоненьких ножках,
В одном еще много вина.
Смотрят, как среди лоз крыса бежит сторожко
И над краем обрыва мелко дрожит луна.

«ВСЕ КОНЧЕНО МЕЖДУ НАМИ НАВЕК» (Перевод И. Левидовой)

Невероятное преданье
Хранят французы с давних пор:
В Марселе, прочим в назиданье,
Судим был юный хитрый вор.

Его раскаянью не верят,
Лгунишку слезы не спасут.
«Сто лет на каторжной галере» —
Свой приговор выносит суд.

И что же — бабушки твердят нам,
И в летописи я прочел:
Отбыв сполна тот срок проклятый,
Вор… поклонился и ушел!

Любовь моя, ты так сурова,
И приговор твой так жесток.
«Навек» — немыслимое слово,
Тебе не выждать этот срок.

Хоть двести лет, хоть триста дай мне,
Я выживу, перетерплю
И докажу, отбыв изгнанье,
Всю нераскаянность свою.

КРАСАВИЦА В БЕДЕ (Перевод И. Левидовой)