- Миссис Мильтон, надеюсь, что вы простите мою смелость, но ответьте мне, пожалуйста, почему вы так дурно поступили с моим братом Муном? Почему вы вышли замуж за другого? Неужели у вас такое суровое сердце? До того, как он отправился в Ирландию, Мун мне признался, что вы с ним прекрасно понимаете друг друга и просил, чтобы я любила вас, как сестру, и когда я вышла замуж за сэра Томаса и поселилась в Каддесдоне, я могла часто приезжать к вам и постоянно напоминать вам о Myне и рассказывать ему, как вы выглядите и передавать ему от вас любовные послания, если бы вы пожелали передать их моему дорогому Муну. Сударыня, мне не удалось это сделать, потому что отца моего мужа посадили в тюрьму, и я приехала в Каддесдон только в июне, это было в тот самый день, когда вы выходили замуж за этого ростовщика и нотариуса из Кэмбриджа. Он ведь не благородного происхождения. Мне сегодня пришло письмо, и я уверена, что сердце бедного Myна разбито, он с трудом собрался с силами, чтобы не расстаться с жизнью.
Я была поражена, а потом спросила ее:
- Но миледи, разве капитан Верне не помолвлен со своей кузиной Долл Лик, разве он недавно не прислал ей локон волос? Так нам говорил ваш муж.
- Нет, нет, - воскликнула леди Кэри, - локон предназначался его матери, а Долл ревновала его и жаловалась, и я ясно сказала об этом моему мужу. Мун пишет, что когда он узнал о вашем браке с господином Мильтоном, он очень плохо себя почувствовал и покрылся холодным потом, тяжкая печаль сжала ему сердце.
У меня показались слезы на глазах, и я ее попросила, чтобы леди Кэри рассказала Муну, как на самом деле обстояли дела, как викарий меня начал подозревать и как весь город стал сплетничать обо мне и превратил мою жизнь в ад, а когда я узнала, что он собирается жениться на своей кузине, то пришла в полное отчаяние, и как дала согласие на брак, потому что на этом настаивали мои родители, так как отец задолжал Мильтону большие деньги.
- Самое ужасное, - воскликнула я, - что я самая несчастная из женщин и до сих пор остаюсь девицей, я приехала сюда, потому что поссорилась с мужем, но он меня еще не познал.
Леди Кэри Гардинер напоминала Муна, хотя не была очень красивой, и она заплакала и стала сочувствовать мне, как будто на ее месте был Мун. Она крепко пожала мне руку, обещала вскоре приехать к нам и утешить меня.
Я стала выпытывать у нее вести о Муне, она рассказала, что в последнее время он сильно болел, врачи даже сочли его безнадежным. Я поняла, что это было в то время, когда я переживала из-за придирок моего мужа. Но леди Кэри сказала, что сейчас он начал выздоравливать и даже получил пятьдесят фунтов - они делили награбленное у ирландцев. Потом она предложила что-либо передать Муну, но самое невинное послание, потому что она считала брак священным, если даже он был заключен по ошибке.
- Скажите ему, что "нас двое", но так будет пока я буду находиться вдали от мужа, и мы можем общаться друг с другом только мысленно, потому что встреча для нас невозможна. Я просила сказать ему, что люблю его так, как никогда и никого не любила.
Леди Кэри обещала все написать Муну, поцеловала меня и уехала.
На той же неделе двое солдат из отряда лорда Сайем Силс утащили несколько гусей с нашего поля. Но отцу полностью возместили ущерб, когда он доложил об этом начальству, и бандитов заставили целый час пролежать на кобыле. [Скамья для порки.]
Когда к нам в дом прибывали роялисты, дело в руки брала мать, а отец беседовал с лицами из противоположного лагеря, и тогда матери приходилось придерживать язычок.
Мой братец Джеймс, вместе с другими студентами Оксфорда, вместе с профессурой университета был призван доктором Пинке, заместителем ректора, и начали проходить военную подготовку - им предстояло защищать Оксфорд. Солдаты парламента бродили по двое-трое по графству, доктор Пинке боялся, что они чего доброго попытаются напасть на Бенбери и тем самым поставят под угрозу Оксфорд. В колледжах оставалась немного старого оружия, студентов вооружали, и как-то в середине августа около трехсот человек начали марш вдоль Хай-стрит, и подошли к Крайст-черч, и там завязали "потешный бой", пока не начался дождь, тогда они проделали марш-бросок обратно. Джеймсу досталась пика, и весь отряд был разбит на две группы: одна состояла из алебардщиков, а вторая - из копьеносцев. Джеймс маршировал рядом с доктором юриспруденции справа от него, а доктор богословия - слева. Перед ними несли знамя и били в барабаны повара университета. Через три дня состоялся другой сбор, на него пришло более четырехсот человек. Волонтерам объясняли команды, показывали разные артикулы, учили стрелять. И так продолжалось несколько часов, но мушкеты были настолько старыми, что из них невозможно было стрелять настоящими патронами.