Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 5. Золотое руно

Весть о святотатстве, словно огонь, распространилась по дворцу, и таврийка Идия, камнеокая мать Медеи поспешно послала своего сына Апсирта за жрецом Быков из святилища Бога Войны. Вскоре они примчались по аллее целой оравой, и сама Идия отворила Северные ворота, чтобы их впустить. Не говоря ни слова, они побежали во дворец, размахивая секирами, под жуткий рев бычьих рогов, вертевшихся на длинных шнурах. Затем завязался бой между таврами и албанцами, и тщетно Ээт пытался разнять обе стороны. Тавры высадили вскоре своими секирами крепкие двери внутренних покоев и, увидев своих покалеченных и оскорбленных богов, возбудились и рванулись мстить. Секиры их взлетали и падали, словно цепы, пока сын Стира, обрушившись на них с галереи вместе со своими албанскими копейщиками, с боем не вытеснил их из зала.

Битва то разгоралась, то гасла, и трупы громоздились друг на друге в дверных проемах и коридорах; а аргонавты под командованием Анкея Большого выскользнули украдкой через неохраняемые ворота — те самые, в которые впустили тавров, и, обойдя город, никем не замеченные спустились к реке.

Аргус и Навплий пришвартовали «Арго» в узкой заводи в тени тополиной рощи. В том самом месте, где сошел на берег Фрикс поколение назад, когда привез украденное Руно Ээту. Ясон и Медея были уже на борту, когда Анкей со своим отрядом поспешно взошел на корабль, и все было готово к бегству. Они торопливо заняли места, натыкаясь друг на друга в темноте, ибо луну закрывали не только облака, но и листва тополей; затем некоторые, взяв шесты, начали отталкиваться. Но Линкей, пересчитав всех по головам, вскричал яростным шепотом:

— Стойте! Одного не хватает. Вспомните наш договор, аргонавты! Мы не можем отплыть, бросив товарища.

— Кого нет? Кого? — нетерпеливо спросил Ясон. И пожаловался: — Я ничего не могу различить в этой темнотище, Линкей, и не верю, что даже ты это можешь.

— Кто сидел на скамье с Мелампом, сыном Ареса? — спросил Линкей.

— Афинянин Бут, — прошептал Меламп. — Ты прав, Линкей. Его нет.

— Бут, Бут, где ты? — позвал Ясон.

— Тссс, — сказали все хором, — не так громко!

Ясон снова стал звать Бута резким и раздраженным тоном. Никакого ответа.

— О, о, кто-нибудь знает, где он? — спросил Ясон, едва не плача.

Афинянин Фалер ответил:

— Увы, благородный Ясон около часа назад, или, возможно, меньше, по крайней мере, прежде, чем Фронт поднял тревогу во дворце, я встретил нашего товарища Бута в коридоре. «Смотри, Фалер, — сказал он. — Я не вынесу, если покину Эа, не отведав колхского горного меду, который Автолик и два его брата считают ядовитым. У меня кусок сот, полных сладкого меда, принесенного сегодня утром из горного леса азалий. Понюхай, как изысканно пахнет. Попробуй немного, дорогой Фалер, как собираюсь попробовать и я. Давай вместе убедимся, что эти фессалийские волки — легковерные глупцы». Но я ответил: «Нет, Бут, нет. Пусть лихо само меня ищет, я его искать не отправлюсь». Тогда Бут поднес соты к губам и, лизнув их сперва языком, откусил и набил полный рот. Он сказал: «У меда горький, но приятный вкус. Вот видишь, я не раздулся и не умер ни с того ни с сего! Ну, попробуй, умоляю тебя, Фалер!» Но я снова отказался, повернулся и покинул его, предоставив ему самому доедать свои соты. С тех пор я его не видел и ничего не слышал о нем.

Ясон сказал:

— Бог Аполлон, когда поймет крайность обстоятельств, несомненно, освободит нас от клятвы взаимопомощи, которую мы дали его именем. Ибо если мы пошлем в город отряд, чтобы спасти Бута, который, возможно, уже умер от яда, ни один из нас не имеет надежды благополучно вернуться; а нам не будет хватать гребцов и бегство для оставшихся окажется невозможным. Неужели безумная и самонадеянная выходка Бута должна быть смертным приговором его товарищам, равно как и ему? Я говорю — нет. Отчаливаем, аргонавты! Пусть Бут, коли уж он такой знающий по части пчел, сам выбирается из потревоженного улья Эа, откуда мы уже осмелились похитить и золотой мед, то есть — Руно, и юную царицу пчел Медею.

Некоторые из аргонавтов, хотя и немногие, похвалили эту благоразумную речь. Другие негодующе запротестовали — не только афиняне, но также Ифит, Мопс и Адмет из уважения к Аполлону, ибо они не осмелились нарушить клятву, которую дали его именем.

Авгий Элидский сказал:

— Закон Аполлона таков: «Никаких крайностей». Доставим же удовольствие Стрелку, не доводя до крайности нашу верность глупцу.

Эта речь разгневала Аталанту, которая спрыгнула за борт и спросила:

— Кто здесь человек чести и осмелится вернуться со мной в Эа? Или только потому, что Ясон и Авгий — трусы, мы, остальные, бросим Бута, чтобы его похоронили по-колхски и чтобы его ожидала та самая жестокая участь, от которой мы были посланы избавить Фрикса?

Ее вызов принял Мелеагр, а также Ифит, Фалер, Мопс и Адмет, Аргус же отказался из-за своей хромоты; а когда Анкей Маленький увидел, что остальные не решаются присоединиться, он предложил себя седьмым. Аталанта спросила:

— А не пойдет ли кто-нибудь из тех, кто говорит по-колхски?

Меланион, сын Фрикса, ответил: