В эту минуту доложили о герцогине Неверской. При ее имени лицо Маргариты невольно выразило большую радость; баронесса поняла, что королеве и герцогине надо поговорить наедине, и встала, собираясь уходить.
— Итак, до завтра, — сказала Маргарита.
— До завтра, ваше величество.
— Кстати, — сказала Маргарита, отпуская ее взмахом руки, — имейте в виду, баронесса, что на людях я вас не выношу, так как я страшно ревнива.
— А в действительности? — спросила Шарлотта.
— О, в действительности я вам не только все прощаю, но даже вас благодарю.
— В таком случае, ваше величество, разрешите…
Маргарита протянула ей руку; баронесса почтительно ее поцеловала, сделала реверанс и вышла.
Пока баронесса взбегала к себе наверх, прыгая, как козочка, сорвавшаяся с привязи, герцогиня Неверская обменялась с королевой церемонными приветствиями, давая время удалиться сопровождавшим ее дворянам. Когда дверь за ними затворилась, Маргарита крикнула:
— Жийона, Жийона! Позаботься, чтобы нам никто не мешал.
— Да, — сказала герцогиня, — потому что нам надо поговорить о вещах очень серьезных.
И с этими словами она без церемоний уселась в кресло, заняв лучшее место, "поближе к солнцу и к огню", уверенная, что теперь уже никто не помешает свободе задушевных отношений, которые установились между ней и королевой Наваррской.
— Ну, как поживает наш знаменитый рубака? — спросила Маргарита.
— Милая моя королева, клянусь душой, это существо мифологическое! — ответила герцогиня. — Он бесподобен! У него неиссякаемое остроумие! Он откалывает такие штуки, что и святой в раю умрет со смеху. Кроме того, это такой отъявленный язычник в католической шкуре! Я от него просто без ума! Ну, а как твой Аполлон?
— Ох! — вздохнула Маргарита.
— Это "ох!" меня пугает, королева. Может быть, ваш милый Ла Моль чересчур почтителен? Или чересчур сентиментален? Тогда должна признаться, что он полная противоположность своему другу Коконнасу.
— Да нет, он иногда бывает и другим, — ответила Маргарита, — а мое "ох!" относится только ко мне самой.
— Что же это значит?
— А то, милая герцогиня, что я ужасно боюсь полюбить его по-настоящему.
— Правда?
— Честное слово!
— О, тем лучше! Как весело тогда мы заживем! — воскликнула Анриетта. — Моя мечта — любить немножко, твоя — любить глубоко. Не правда ли, моя дорогая и ученая королева, как приятно дать отдохнуть уму и уйти в чувство? А после безумств — улыбаться! Ах, Маргарита, предчувствую, что мы отлично проведем этот год!
— Ты думаешь? — сказала королева. — А у меня совсем другие мысли: не знаю отчего, но я все вижу сквозь траурную дымку. Вся наша политика меня ужасно тревожит. Кстати, так ли предан моему брату твой Аннибал, как он это изображает? Разузнай, мне это важно.
— Это он-то предан кому-нибудь или чему-нибудь? Видно, что ты его не знаешь так, как я! Если он чему и предан, так только честолюбию, вот и все. Если твой брат может ему обещать много — о, тогда другое дело: он будет ему предан. Но если брат твой вздумает не выполнить своих обещаний — тогда, хоть он и принц Франции, берегись твой герцог Алансонский.
— Правда?
— Уж я-то знаю. Даю слово, Маргарита; что этот прирученный мною тигр пугает даже меня. Как-то я ему сказала: "Аннибал, не обманывайте меня, а если обманете, то берегитесь!.." Но, говоря это, я на него глядела своими изумрудными глазами, о которых Ронсар сложил стихи:
— И что же?
— Я думала, что он ответит: "Мне? Обманывать вас? Никогда!" — и дальше в том же духе… А знаешь, что он ответил?
— Нет.
— "А если вы, — ответил он, — обманете меня, то какая вы там ни есть принцесса, тоже берегитесь!.." И, говоря это, он грозил мне не только глазами, но тонким пальцем с острым, как копье, ногтем, причем тыкал мне этим пальцем чуть не в нос. Признаюсь, милая королева, у него было такое выражение лица, что я вздрогнула, хотя и не трусиха. Суди сама, что это за человек!
— Грозить тебе, Анриетта! Как он смел?!
— Ого, дьявольщина! Я ему тоже пригрозила! В сущности говоря, у него было основание. Как видишь, он предан только до известного момента, вернее — до неизвестного момента.
— Тогда посмотрим, — задумчиво сказала Маргарита, — я поговорю с Ла Молем. Ты ничего мне больше не расскажешь?
— Расскажу, и очень интересное, из-за этого я и пришла. Но ты со мной заговорила о вещах, для меня более интересных. Я получила вести.
— Из Рима?
— Да, нарочный от моего мужа…
— О польском деле?
— Да, дело двигается, и может так случиться, что в самом скором времени ты отделаешься от своего брата герцога Анжуйского.
— Значит, папа утвердил его избрание?
— Да, дорогая.
— И ты мне не сказала этого с самого начала! — воскликнула Маргарита. — Ну, скорей, скорей, выкладывай все по порядку.