Собрание сочинений в 50 томах. Том 4. Королева Марго

Карл IX вернулся домой в самом веселом расположении духа; но после десятиминутного разговора с матерью можно было подумать, что свое раздражение и свою бледность она передала сыну, а его радостное настроение взяла себе.

— Ла Моль?! Ла Моль! — повторял Карл. — Надо вызвать Генриха и герцога Алансонского. Генриха — потому что этот молодой человек был гугенотом; герцога Алансонского — потому что Ла Моль у него на службе.

— Что ж, сын мой, позовите их, если хотите. Боюсь только, что Генрих и Франсуа связаны друг с другом больше, чем может показаться. Допрашивать их — только возбуждать в них подозрения; было бы надежнее подвергнуть их искусу не спеша, в течение нескольких дней. Если вы, сын мой, дадите преступникам вздохнуть свободно, если вы укрепите в них мысль, что им удалось обмануть вашу бдительность, то, осмелев и торжествуя, они дадут вам более удобный случай поступить с ними сурово; и тогда мы все узнаем.

Карл в нерешительности ходил по комнате, стараясь отделаться от чувства гнева, как лошадь от удил, и судорожным движением руки хватался за сердце, раненное подозрением.

— Нет-нет, — сказал он наконец, — не стану ждать. Вы не понимаете, каково мне ждать, когда я чувствую кругом себя присутствие каких-то призраков. Кроме того, все эти придворные франтики наглеют день ото дня: сегодня ночью двое каких-то дамских прихвостней имели дерзость сопротивляться и бунтовать против нас!.. Если Л а Моль невинен — очень хорошо; но я желал бы знать, где он был этой ночью, когда в Лувре избивали мою стражу, а меня били в переулке Клош-Персе. Пусть позовут — сначала герцога Алансонского, а потом Генриха: я хочу допросить их порознь. Вы можете остаться здесь.

Екатерина села. При незаурядном уме королевы-матери, всякое обстоятельство, как будто и далекое от ее цели, могло так быть повернуто, что повело бы к осуществлению ее замыслов.

Вошел герцог Алансонский. Разговор с Беарнцем подготовил его к предстоящему объяснению, и он был спокоен.

Все его ответы были очень определенны. Так как мать приказала ему не выходить из своих покоев, то он ровно ничего не знает о ночных событиях. Но его покои выходят в тот же коридор, что и покои короля Наваррского, поэтому он кое-что слышал: сначала уловил звук, похожий на взламывание двери, потом — ругательства и, наконец, выстрелы. Только тогда он осмелился приоткрыть дверь и увидел бегущего человека в вишневом плаще.

Карл и Екатерина переглянулись.

— В вишневом плаще? — спросил король.

— В вишневом, — подтвердил герцог Алансонский.

— А этот вишневый плащ не вызывает у вас подозрений в отношении кого-нибудь?

Герцог Алансонский напряг всю свою волю, чтобы ответить как можно естественнее:

— Должен признаться вашему величеству: мне сразу показалось, что это плащ одного из моих дворян.

— А как зовут этого дворянина?

— Граф де Ла Моль.

— А почему же этот граф де Ла Моль был не при вас, как этого требовала его должность?

— Я отпустил его, — ответил герцог.

— Хорошо. Ступайте, — сказал Карл.

Герцог Алансонский направился к той двери, в которую входил.

— Нет, не сюда, — сказал Карл, — вон в ту. — И он указал на дверь в комнату кормилицы.

Ему не хотелось, чтобы герцог встретился с Генрихом Наваррским. Карл не знал, что зять и шурин виделись, — хотя и недолго, но этого было достаточно, чтобы они согласовали свои действия…

Вслед за герцогом, по знаку Карла, впустили Генриха.

Генрих не стал ждать допроса и заговорил сам:

— Сир, очень хорошо, что ваше величество за мной послали, потому что я сам уже собрался идти к вам и просить вашего суда.

Карл нахмурил брови.

— Да, суда, — повторил Генрих. — Начну с благодарности вашему величеству за то, что вчера вечером вы взяли меня с собой; теперь я знаю, что вы спасли мне жизнь. Но что я такое сделал? За что меня хотели убить?

— Не убить, — поспешно сказала Екатерина, — а арестовать.

— Пусть будет — арестовать, — ответил Генрих. — Но за какое преступление? Если я в чем-нибудь виновен, то я виновен в этом и сегодня утром так же, как был виновен вчера вечером. Сир, скажите, в чем моя вина?

Карл, не зная, что ответить, посмотрел на мать.

— Сын мой, — обратилась Екатерина к Генриху Наваррскому, — у вас бывают подозрительные люди.

— Допустим, мадам. И эти подозрительные люди навлекают подозрение и на меня, не так ли?

— Да, Генрих.

— Назовите же мне их! Кто они? Сделайте мне с ними очную ставку!

— Правда, — сказал Карл, — Анрио имеет право требовать расследования.

— Я этого и требую! — продолжал Генрих, чувствуя преимущество своего положения и стремясь воспользоваться им. — Об этом я и прошу моего доброго брата Карла и мою дорогую матушку Екатерину. Со дня моего брака с Маргаритой разве я не был хорошим мужем? Спросите Маргариту. Разве я не был добрым католиком? Спросите моего духовника. Разве я не был хорошим родственником? Спросите всех, кто присутствовал на вчерашней охоте.

— Да, это правда, Анрио, — сказал король, — но все же говорят, что ты в заговоре.

— Против кого?

— Против меня.