Собрание сочинений в 50 томах. Том 4. Королева Марго

Действительно, в то время как король произносил эти слова, показались обе птицы. Пока виднелись лишь две черные точки, но по величине точек можно было легко заметить, что сокол держит верх над цаплей.

— Смотрите! Смотрите! — крикнул Карл. — Остроклювый забьет ее.

Цапля, находясь под хищной птицей, даже не пыталась защищаться. Она быстро шла книзу, все время подвергаясь нападениям сокола, и только вскрикивала в ответ. Вдруг она сложила крылья и камнем стала падать вниз, но то же самое сделал и ее противник, а когда цапля хотела расправить крылья, последний удар клюва распластал ее в воздухе; она, кувыркаясь, начала падать, и как только коснулась земли, сокол пал на нее с победным криком, перекрывшим собою смертный стон побежденной.

— К соколу! К соколу! — крикнул Карл, пуская галопом лошадь, и поскакал в том направлении, куда спустились обе птицы.

Вдруг он осадил лошадь, вскрикнул, выпустил поводья и одной рукой уцепился за гриву, а другой схватился за живот, как будто собирался вырвать внутренности.

На его крик собрались все придворные.

— Ничего, ничего, — говорил Карл с блуждающим взором и с горячечным румянцем на лице, — у меня было такое ощущение, точно мне провели по животу раскаленным железом. Едем, едем, это пустяки!

И Карл снова пустился вскачь.

Герцог Алансонский побледнел.

— Что нового? — спросил Генрих у Маргариты.

— Не знаю, — ответила она. — Но вы заметили — мой брат сделался пунцовым.

— Это ему несвойственно, — ответил Генрих.

Придворные удивленно переглянулись и последовали за королем. Наконец все добрались до места, где опустились птицы; сокол уже выклевывал у цапли мозг.

Подъехав, Карл спрыгнул с лошади, чтобы поближе посмотреть на конец битвы. Но, ступив на землю, он был вынужден схватиться за седло, — земля уходила у него из-под ног. Карлу непреодолимо хотелось спать.

— Брат! Брат! — воскликнула Маргарита. — Что с вами?

— У меня такое же ощущение, какое, вероятно, было у Порции, когда она проглотила горячие уголья; во мне все горит, и мне кажется, что я дышу пламенем.

Карл дыхнул и, видимо, был удивлен, что из его рта не вырвался огонь.

В это время сокола подняли, снова накрыли клобучком, и все обступили короля.

— Ну что? Ну что? Зачем вы собрались? Клянусь Христовым телом, ничего нет! Просто солнце нажгло мне голову и опалило глаза. Едем, едем, господа! На охоту! Вон целая стая чирков! Пускай всех! Пускай всех! Уж и потешимся!

Расклобучили и пустили сразу шесть соколов, которые и устремились прямо на чирков, а вся охота во главе с королем подошла к берегу реки.

— Что скажете, мадам? — спросил Генрих Маргариту.

— Время удобное; если король не обернется, мы свободно проедем в лес.

Генрих подозвал сокольника, который нес цаплю; и в то время как раззолоченная шумная лавина катилась вдоль крутого берега, где теперь устроена терраса, король Наваррский остался позади, делая вид, что разглядывает добытую птицу.

Часть шестая

I ПАВИЛЬОН ФРАНЦИСКА I

Как прекрасна была королевская охота с ловчими птицами, когда сами короли казались полубогами, когда охота их являлась не простой забавой, а искусством! И все же нам придется расстаться с этим великолепным зрелищем и войти в ту часть леса, куда к нам соберутся все актеры разыгранного сейчас действа.

Вправо от дороги Фиалок идет длинный арочный свод из густо разросшейся листвы деревьев, образуя мшистый приют, где среди зарослей вереска и лаванды пугливый заяц то и дело настораживает уши, где вольная лань, поднимая голову, отягощенную рогами, прислушивается и, раздувая ноздри, нюхает воздух; в этом приюте есть полянка, расположенная так удачно, что с нее видна дорога, но сама она с дороги не заметна.

Посреди полянки на траве сидели двое мужчин, подостлав под себя дорожные плащи. Рядом лежали их шпаги и два мушкетона с раструбом на конце ствола, носившие тогда название "пуатриналь". Издали эти мужчины, одетые в изящные костюмы, напоминали веселых рассказчиков "Декамерона", вблизи же грозное вооружение придавало им сходство с теми разбойниками, каких сто лет спустя Сальватор Роза зарисовывал с натуры и помещал в свои пейзажи.

Один из них сидел, подперев голову рукой, и прислушивался, подобно зайцу или лани, о которых мы только что упоминали.

— Мне кажется, — сказал он, — охота все больше приближается к нам: странно — мне даже слышно, как кричат сокольники, натравливая соколов.

— А я ничего не слышу, — сказал другой, ожидавший событий, видимо, более философски, чем его товарищ. — И думаю, что охота удаляется. Я говорил тебе, что это место не годится для наблюдения. Правда, тебя не видно, но и ты не видишь ничего.