Собрание сочинений в 50 томах. Том 4. Королева Марго

— Какого черта, мой дорогой Аннибал! — возразил его собеседник. — А куда было деть двух наших лошадей, да двух запасных, да двух мулов, нагруженных так, что неизвестно, как они будут поспевать за нами? Я не вижу ничего подходящего, кроме сени из этих столетних буков и дубов. Поэтому я не только не могу ругать де Му и, как делаешь ты, но решительно утверждаю, что во всей подготовке этого предприятия под его руководством чувствуется глубокая продуманность настоящего заговорщика.

— Отлично! — сказал второй дворянин, в котором читатель, наверное, уже признал Коконнаса. — Отлично! Слово вылетело, я его и ждал — ловлю тебя на нем. Так мы участвуем в заговоре?

— Не участвуем в заговоре, а служим королю и королеве…

— …которые составили заговор, а это совершенно одинаково относится и к нам.

— Я же говорил тебе, Коконнас, что ни на минуту не понуждаю тебя участвовать в этом деле вместе со мной, так как мое участие вызывается моим личным чувством, которого ты не понимаешь и понимать не можешь.

— А, дьявольщина! Кто говорит, что ты меня понуждаешь? Прежде всего, я еще не знаю человека, который мог бы заставить графа Коконнаса делать то, чего он не хочет; но неужели ты воображаешь, что я позволю тебе идти на это дело без меня, когда вижу, что ты идешь в лапы к черту?

— Аннибал! Аннибал! — воскликнул Л а Моль. — По- моему, вон там виднеется белая кобыла Маргариты. Как странно: стоит мне только подумать о возлюбленной — и сейчас же у меня начинает биться сердце.

— Странно? А вот у меня совсем не бьется! — сказал, зевнув, Коконнас.

— Нет, это не королева, — сказал Ла Моль. — Что же случилось? Ведь, кажется, было назначено в полдень.

— Случилось то, что еще нет полудня, вот и все; и, думается, у нас еще есть время немножко поспать.

И Коконнас разлегся на плаще с видом человека, готового сочетать слово с делом; но как только его ухо коснулось земли, он замер, подняв палец кверху в знак молчания.

— Что такое? — спросил Ла Моль.

— Тише! На этот раз я действительно кое-что слышу.

— Странно, я слушаю, а ничего не слышу.

— Ничего не слышишь?

— Нет.

Коконнас приподнялся и, положив свою руку на руку Л а Моля, сказал:

— Тогда посмотри на лань.

— Где?

— Вон там, — ответил Коконнас и показал Ла Молю лань.

— И что же?

— Сейчас увидишь.

Ла Моль присмотрелся к лани. Лань, нагнув голову, как будто собиралась щипать траву, стояла неподвижно и прислушивалась, затем подняла голову, увенчанную великолепными рогами, и повела ухом в ту сторону, откуда доносился до нее какой-то звук; и вдруг без видимой причины с быстротой молнии ускакала в лес.

— Да-а! Лань спасается бегством. Кажется, ты прав.

— Раз она спасается бегством, значит, слышит то, чего не слышишь ты.

Вскоре глухой, чуть слышный шорох пронесся по траве; для малоразвитого слуха это был ветер; для наших всадников — отдаленный галоп лошадей.

Ла Моль мгновенно вскочил на ноги:

— Это сюда! Тревога!

Коконнас встал спокойнее; казалось, живость пьемонтца переселилась в душу Ла Моля и, наоборот, — его беспечность перешла в друга. Было заметно, что один действовал с воодушевлением, а другой — неохотно.

Наконец ритмичный, ровный топот уже отчетливо дошел до слуха обоих, послышалось лошадиное ржание; их лошади, стоявшие оседланными в десяти шагах от них, насторожили уши, и тотчас по тропинке промчалась белым призраком фигура всадницы, обернулась и, подав им какой-то знак, скрылась.

— Королева! — вскрикнули оба разом.

— Что это значит? — спросил Коконнас.

— Она сделала рукой так, — ответил Ла Моль, — что значит: "Сейчас".

— Она сделала так, — возразил Коконнас, — что значит: "Уезжайте".

— Ее знак обозначает: "Ждите меня".

— Ее знак обозначает: "Спасайтесь".

— Хорошо, — сказал Ла Моль, — пусть каждый действует по своему убеждению. Ты уезжай, а я останусь.

Коконнас пожал плечами и снова улегся на траву.

В ту же минуту со стороны, противоположной той, куда умчалась королева, по той же тропке проскакал, отдав поводья, отряд всадников, в которых оба друга узнали пылких, непримиримых протестантов. Их лошади скакали, как те кобылки, о которых говорится в книге Иова. Всадники мелькнули и исчезли.

— Черт! Дело серьезное! — сказал Коконнас, вставая. — Едем в павильон Франциска Первого.

— Ни в коем случае! — ответил Л а Моль. — Если наше дело открылось, то все внимание короля будет прежде всего обращено на этот павильон! Ведь общий сбор назначен там.

— На этот раз ты абсолютно прав, — пробурчал Коконнас.

Едва пьемонтец произнес эти слова, как между деревьями молнией промелькнул какой-то всадник и, прыгая через водомоины, кусты, поваленные деревья, доскакал до молодых людей. В этой безумной скачке он правил лошадью только коленями, а в руках держал по пистолету.

— Де Муи! — тревожно крикнул Коконнас, сразу став беспокойнее Ла Моля. — Де Муи бежит! Значит, надо спасаться!

— Живей! Живей! — крикнул гугенот. — Удирайте; все пропало! Я нарочно сделал крюк, чтобы вас предупредить. Бегите!

Так как де Муи все это крикнул на скаку, то был уже далеко, когда Ла Моль и Коконнас вполне усвоили значение его слов.

— А королева? — крикнул ему вслед Ла Моль.