Собрание сочинений в 50 томах. Том 4. Королева Марго

— И ты отыскала человека, который за пятьсот экю согласился, чтобы его убили?

— Что поделаешь? Жить-то надо!

— Милый друг, я перестаю тебя понимать; наше положение позволяет терять время на разгадки твоих загадок. Говори яснее.

— Так слушай: тюремщик, которому поручен надзор за Ла Молем и Коконнасом, — бывший солдат и знает толк в ранах; он согласен помочь нам спасти наших друзей, но не хочет терять место. Умело нанесенный удар кинжалом устроит это дело; его вознаградим мы, да и государство выплатит ему вознаграждение за увечье. Таким образом этот милый человек загребет деньги обеими руками.

— Все это хорошо, — сказала Маргарита, — но ведь удар кинжалом…

— Не беспокойся! Аннибал сумеет это сделать.

— Верно, на него можно положиться! — смеясь, ответила Маргарита. — Он нанес Ла Молю три удара и шпагой и кинжалом, а Ла Моль не умер!

— Злая! Пожалуй, ты не стоишь того, чтобы тебе рассказывать.

— О нет, нет! Молю тебя, говори. Как же мы их спасем?

— Вот как: единственное место, куда могут проникнуть женщины, не будучи венсенскими узницами, — это часовня в замке. Нас спрячут в алтаре; под покровом престола они найдут два кинжала; дверь в ризницу заранее будет отперта. Коконнас ударит кинжалом своего тюремщика — тот упадет и притворится мертвым; мы выбежим, набросим каждому из наших друзей плащ на плечи, проскочим вместе с ними в дверь ризницы, а так как пароль будет нам известен, то беспрепятственно выйдем.

— А потом что?

— У ворот их будут ждать две лошади; они вскочат на лошадей, пересекут границу Иль-де-Франс и попадут в Лотарингию, откуда время от времени будут приезжать сюда инкогнито.

— О, ты вернула меня к жизни! — сказала Маргарита. — Значит, мы их спасем!

— Почти ручаюсь.

— А скоро?

— Дня через три-четыре. Болье предупредит нас.

— Но если тебя узнает кто-нибудь в окрестностях Венсена, это может повредить нашему плану!

— А как меня узнать? Я выхожу из дому в одеянии монахини, под покрывалом; и благодаря этому меня не узнаешь, даже столкнувшись носом к носу.

— Чем больше предосторожностей, тем надежней.

— Знаю. Дьявольщина! — как сказал бы бедный Аннибал.

— А что король Наваррский, ты справлялась?

— Разумеется, справлялась.

— И что же?

— По-видимому, он еще никогда не бывал так доволен, — поет, смеется, ест с удовольствием и просит только об одном: чтобы его получше стерегли!

— Правильно! А что моя мать?

— Я уже сказала: всеми силами торопит судопроизводство.

— Относительно нас она ничего не подозревает?

— Как она может что-нибудь подозревать? Те, кто участвует в нашей тайне, сами должны соблюдать ее. Ах да! Как я узнала, она велела передать судьям города Парижа, чтобы они были наготове.

— Надо действовать быстрее, Анриетта. Если наших бедных узников переведут в другую тюрьму, придется все начинать сначала.

— Не беспокойся, я не меньше тебя стремлюсь увидеть их подальше от тюрьмы.

— О, я это знаю! Спасибо, сто раз спасибо за то, что ты сделала для их спасения!

— Прощай, Маргарита! Иду опять в поход.

— А Болье надежен?

— Думаю, да.

— А тюремщик?

— Он обещал.

— А лошади?

— Лучшие из всей конюшни герцога Неверского.

— Люблю тебя, Анриетта!

И Маргарита кинулась на шею к своей подруге, после чего они расстались, пообещав друг другу встречаться каждый день в том же месте и в то же время.

Вот те два очаровательные и преданные создания, которых пьемонтец справедливо называл "незримыми щитами".

VII СУДЬИ

Когда друзья встретились после первого допроса о восковой фигурке, Коконнас сказал Ла Молю:

— Ну, дорогой друг, по-моему, все идет прекрасно, и в ближайшее время сами судьи откажутся от нас, а это совсем не то, что отказ врачей: врач тогда отказывается от больного, когда уже нет надежды его спасти; если же судья отказывается от обвиняемого — это значит, что у судьи нет надежды отрубить ему голову.

— Да, — ответил Ла Моль, — мне даже думается, что эта учтивость и обходительность тюремщиков, эти сговорчивые двери наших камер — дело преданных нам подруг; по крайней мере, я просто не узнаю Болье — судя по тому, что я о нем слышал.

— Ну, я-то его очень узнаю, — ответил Коконнас, — но только это стоило дорого; да о чем тут говорить: одна — принцесса, другая — королева; обе богаты, а лучшего случая употребить на благо свои деньги у них не будет. Теперь вкратце повторим наше задание: нас отводят в часовню, оставляют там под охраной нашего тюремщика; в условленном месте мы находим кинжалы, я протыкаю живот тюремщику…

— О нет-нет, только не в живот, — так ты его лишишь пятисот экю; бей в руку.

— В руку? Нет, так беднягу только подведешь! Сразу увидят, что у нас с ним сговор. Нет-нет, надо в правый бок, вскользь по ребрам; такой удар похож на настоящий, но безвреден.

— Ладно, пусть так; а затем…

— Затем ты завалишь входную дверь скамейками; наши принцессы выбегут из алтаря, и Анриетта откроет дверь ризницы. Честное слово, теперь я люблю Анриетту; наверное, она мне изменила, если я взялся за ум.