— Белый крест, молодой человек; такой же, как у нас на шляпах. Прежде, бывало, предоставляли Богу отмечать своих и чужих; теперь мы стали вежливее и избавляем Его от этого труда.
— Да, куда он ни постучит, всюду отворяется дверь и выходят вооруженные горожане.
— Он постучится и к нам, и мы тоже выйдем.
— Но подымать столько народа, чтобы убить одного старика гугенота, — это… дьявольщина! Это позор! Это достойно разбойников, а не солдат, — возразил Коконнас.
— Молодой человек, — отвечал Морвель, — если вам не нравится иметь дело со стариками, вы можете выбрать себе молодых; гугеноты не такие люди, что дадут себя резать без сопротивления, и, как вам известно, они все, старые и молодые, очень живучи.
— Так вы собираетесь перебить их всех?! — воскликнул Коконнас.
— Всех.
— По приказу короля?
— Короля и герцога Гиза.
— И когда же?
— Как только забьют в набат на колокольне Сен-Жермен-Л’Осеруа.
— Ах, вот почему этот милый немец, служащий у герцога Гиза… как бишь его имя?
— Господин Бем?
— Верно. Вот почему он мне сказал, чтобы я бежал в Лувр по первому удару набата.
— Вы, значит, видели господина Бема.
— И видел, и говорил с ним.
— Где?
— В Лувре. Он меня и провел туда, сказал пароль и…
— Взгляните.
— Дьявольщина! Да это он!
— Хотите с ним поговорить?
— И даже не без удовольствия.
Морвель бесшумно отворил окно. В самом деле, это был Бем и с ним человек двадцать горожан.
— Гиз и Лотарингия! — произнес Морвель.
Бем обернулся и, сообразив, что обращались к нему, подошел:
— A-а, это фы, мессир Морфель.
— Да, я; кого вы ищете?
— Я ищу костиниц "Путефотный сфеста", чтоп претупретить некой монсир Коконнас.
— Это я, господин Бем! — вмешался молодой человек.
— A-а! Корошо! Очень корошо!… Фы котоф?
— Да. Что надо делать?
— Што фам путет скасать мессир Морфель. Он топрый католик.
— Слышали? — спросил Морвель.
— Да, — ответил Коконнас, — А куда идете вы, господин Бем?
— Я? — смеясь, переспросил Бем.
— Да, вы.
— Я иту скасать слофешко атмиралу.
— Скажите ему два, на всякий случай, — посоветовал Морвель, — тогда, если он оправится от первого, то уж не встанет от второго.
— Бутте покоен, мессир Морфель, бутте покоен и тресеруйте мне корошо этот молотой шелофек.
— Да, да, не беспокойтесь, все Коконнасы по своей породе хорошие охотничьи собаки и чуткие ищейки.
— Прошшайте.
— Идите.
— Афы?
— Начинайте охоту, а мы подоспеем к самой травле.
Бем отошел, и Морвель затворил окно.
— Слышали, молодой человек? — спросил Морвель. — Если у вас есть личный враг, даже если он и не совсем гугенот, занесите его в список — между другими пройдет и он.
Коконнас, совершенно ошеломленный тем, что видел и слышал, посматривал то на хозяина, принимавшего грозные позы, то на Морвеля, который спокойно вынимал из кармана какую-то бумагу.
— Что касается меня, — сказал Морвель, — вот мой список: триста человек. Пусть каждый добрый католик сделает в эту ночь десятую долю той работы, какую сделаю я, и завтра не будет ни одного гугенота во всем королевстве!
— Тсс! — произнес Ла Юрьер.
— Что? — в один голос спросили Коконнас и Морвель.
На Сен-Жермен-Л’Осеруа раздался первый удар набата.
— Сигнал! — воскликнул Морвель. — Значит, начинают раньше? Мне сказали, что только в полночь… Тем лучше! Для славы Бога и короля лучше, когда часы не отстают, а идут вперед.
Действительно, зловеще гремел церковный колокол. Вскоре грянул и первый ружейный выстрел, и почти сейчас же свет нескольких факелов вспыхнул молнией на улице Арбр-сек.
Коконнас отер рукой выступивший на лбу пот.
— Началось, пошли! — крикнул Морвель.
— Стойте! Стойте! — сказал хозяин. — Прежде чем выступать в поход, надо, как говорят на войне, обезопасить свои квартиры. Я не хочу, чтобы зарезали мою жену и детей, пока меня не будет дома: здесь остается гугенот.
— Л а Моль?! — воскликнул Коконнас отшатнувшись.
— Да! Нечестивец попал в пасть волку.
— Как? Вы нападете на собственного постояльца? — спросил Коконнас.
— Для этого я и оттачивал свою шпагу.
— Ну, ну! — произнес пьемонтец, хмуря брови.
— До сих пор я резал только кроликов, кур да уток и ни разу — человека, даже не знаю, как это делается, — ответил почтенный трактирщик. — Вот я и поупражняюсь на постояльце. Если я это сделаю коряво — по крайности некому будет смеяться надо мной.
— Дьявольщина! Это жестоко! — вознегодовал Коконнас. — Господин де Л а Моль ужинал со мной, господин де Ла Моль играл со мною в карты.
— Но господин де Ла Моль — еретик, — ответил Морвель. — Господин де Ла Моль обречен, и если не убьем его мы, его убьют другие.
— Не говоря уж о том, что он выиграл у вас пятьдесят экю, — прибавил хозяин.
— Верно, — ответил Коконнас, — но выиграл честно, я в этом уверен.
— Честно или нет, а платить придется; если же я убью его — вы будете в расчете.
— Ну, ну, господа, поторапливайтесь, — сказал Морвель. — Стреляйте из аркебузы, колите шпагой, стукните его молотком, кистенем, чем хотите, только кончайте с ним скорее, если хотите исполнить ваше обещание и прийти вовремя к адмиралу на помощь герцогу Гизу.
Коконнас тяжело вздохнул.
— Сейчас сбегаю к нему, — сказал Ла Юрьер, — подождите меня.