Собрание сочинений в 6 томах. Том 1. Эмиль из Лённеберги и др.

И лишь иногда Эмиль высовывался из-за угла и тайком подглядывал за курицей. Но она его не замечала, уверенная, что вот теперь-то она наконец одна.

И вдруг Лотта пустилась наутек — прямо в кусты крыжовника. А кусты были такие высокие, густые, обильно усыпанные ягодами, которые вот-вот уже созреют. Лотта-Хромоножка остановилась и опасливо огляделась по сторонам, потом нырнула под кусты.

Но следом за ней шли Эмиль с Идой. И только Лотта собралась было положить яйцо в прекрасное гнездо, которое она вырыла себе в кустах, как Эмиль схватил ее. Не помогло ей и то, что она била ногами и кудахтала в знак протеста…

— Ах ты, негодная девчонка! Сейчас мы посмотрим, сколько яиц ты снесла! — сказал Эмиль. — Считай, Ида!

И Ида стала считать. В ямке лежало девятнадцать яиц. Какое счастье, что не больше, ведь Ида умела считать только до двадцати.

— Ты что, не понимаешь? Какая ты глупыха! — сказал Эмиль Лотте. — Ведь яйца здесь, на жаре, могут протухнуть!

Лотта не спускала глаз с Эмиля. Какие чудесные деньки выпали ей на долю в этой ямке! Но она понимала, что теперь им пришел конец. И Лотта-Хромоножка успокоилась. Курица-то она была неглупая!

— А вдруг все яйца протухли? Подумать только! Тогда я не хотела бы съесть их вместе с блинами! — сказала маленькая Ида.

— Разбей одно яйцо и проверь, — посоветовал Эмиль.

Он охотно сделал бы это сам, но ведь ему надо было держать Лотту, чтобы она не вырвалась.

А Ида взяла яйцо и разбила его о грушевое дерево, росшее совсем рядом. Белок с желтком потекли по стволу, и Ида понюхала их.

— Нет, это яйцо не было испорчено! Хотя теперь про него так не скажешь…

Лотта-Хромоножка раскудахталась и подняла страшный шум, ведь ей пора было нестись.

И Эмиль догадался об этом.

— Ладно, ладно! — успокоил он ее. — А теперь я покажу тебе, где надо класть яйца. Подожди меня здесь, Ида, я скоро вернусь!

И Эмиль помчался к курятнику, чтобы скорее посадить Лотту в ее гнездо.

Маленькая Ида осталась одна. Яиц было теперь только восемнадцать.

— Вот это вроде протухло, — сказала самой себе Ида, выбирая одно из яиц. Затем, подойдя к грушевому дереву, она и его разбила о ствол.

— Ой, фу, как пахнет! — сказала девочка. — Так я и думала! Если бы это яйцо попало в блины — вот был бы ужас! Я бы этого не вынесла! — сказала Ида, выбрав новое яйцо из оставшихся семнадцати.

Это яйцо пахло неплохо, и оно вполне годилось для блинного теста.

— Но теперь уже поздно, — вздохнула Ида. — Зато ни одно тухлое яйцо не попадет в блины — вот что главное!

И она выбрала еще одно яйцо из оставшихся шестнадцати…

Когда Эмиль вернулся, Ида уже вытирала свои липкие пальчики о передник.

— Отгадай, сколько было тухлых? — спросила она. — Всего два!

И, немного подумав, чуть мрачно добавила:

— Но семнадцать, ясное дело, можно было бы положить в блины.

— Что ты натворила?! — спросил Эмиль, увидев яичницу под грушевым деревом.

Личико Иды так и просияло.

— Сдается мне, что я напроказничала! — сказала она. — Ведь это и есть проделка, правда?

— Да, наверное, так оно и есть, — согласился Эмиль.

— А я этого и не знала! — сказала Ида. — Твоя правда, Эмиль, озорные проделки получаются сами собой.

И тут как раз появился папа Эмиля. Ему нужно было наведаться в свинарник, и он пошел кратчайшим путем, мимо кустов крыжовника. Но при виде грушевого дерева он внезапно остановился как вкопанный и заорал:

— Что это? Во имя всех святых — что я вижу?!

— Яичницу! — ответил Эмиль.

— Э-э-э-миль! — завопил папа.

И тут Эмиль кинулся бежать во всю прыть — прямо в столярную. А папа отправился следом за ним, чтобы заложить дверь на засов.

А маленькая Ида, оставшись одна возле яичной лужи, горько заплакала.

— Никогда не попасть мне в столярку! — всхлипывала она.

Однако в тот вечер в Каттхульте блины все-таки напекли. Потому что у мамы Эмиля хранилось в кладовке много яиц.

— Почему ты не сказал, что все это натворила я? — спросила маленькая Ида, когда пришла отпереть дверь Эмилю.

— Вот еще! А зачем? Ведь никто не спрашивал, чья это работа. А мне ведь проделкой больше, проделкой меньше — все едино!

Но когда они все вместе сидели вокруг кухонного стола и ели дивные блины, маленькая Ида сказала:

— Папа, а это вовсе не Эмиль разбил яйца. Это сделала я!

Папа тут же уронил ломтик блина, который как раз собирался отправить в рот.

— Ты, Ида?! — удивленно воскликнул он и расхохотался. — Как, и ты, малышка, принялась проказничать? Ну-ка ешь свой блин, и забудем об этом!

— Нет, мне это не по душе! — строго сказала мама Эмиля. — Надо разобраться!

Тут папа Эмиля чуточку смутился.

— Надо, ясное дело, надо! Для начала я должен попросить у тебя прощения, Эмиль, — сказал он.

Потому что не такой он был плохой человек, чтобы не признаться, если совершал ошибку.

— Ведь ты простишь меня, Эмиль? Ну что тебе — жалко?

— Ладно! — отозвался Эмиль.

— Но послушай-ка! Почему ты ничего не сказал? — спросил Эмиля его папа.

— Вот еще! А зачем? Нечего по пустякам шум подымать!

— И мне тоже это не по душе, — вмешался Альфред и подмигнул Эмилю.