Собрание сочинений в 6 томах. Том 4

— Но ведь Леонардо ему не принадлежал, — возразил я. — И вдобавок он получил безопасность. Дело закрыто.

— Мистера Висконти не волнует безопасность.

— Послезавтра отправляется обратно пароход, и О’Тул отсылает на нем Вордсворта. Он хочет, чтобы я тоже уехал.

— Она считает, что надо было просить вдвое больше, — проговорил мистер Висконти. — За Леонардо.

— Да, считаю, — сказала тетушка.

— Но это вовсе не подлинный Леонардо. Это копия. Потому-то немцы и арестовали князя. — Мистер Висконти слегка задыхался от смеха. — Копия безупречная. Князь боялся грабителей и держал оригинал в банке. К несчастью, в банк попала американская бомба. И никто, кроме князя, не знал, что подлинный Леонардо уничтожен вместе с банком.

— Но если копия была так совершенна, каким образом гестапо догадалось? — спросил я.

— Князь был очень стар, — сказал мистер Висконти с законной гордостью восьмидесятилетнего. — Когда я зашел к нему по просьбе маршала — он послал меня за обещанной картиной, — князь сказал мне, что это всего лишь копия, но я ему не поверил. И тогда он мне кое-что показал. Если посмотреть в лупу на шестерню землечерпалки, то можно разглядеть инициалы копииста, написанные зеркальным способом. Я сохранил чертеж на память о князе — ведь он мог когда-нибудь и пригодиться.

— Вы и сообщили в гестапо?

— Я боялся, что они, чего доброго, дадут чертеж на экспертизу, — ответил мистер Висконти. — А ему оставалось жить недолго. Он был очень стар.

— Как вы сейчас.

— Ему не для чего было жить, а у меня есть ваша тетушка.

Я взглянул на тетушку Августу. Уголок рта у нее подергивался.

— Вы поступили очень дурно, — только и сказала она. — Очень-очень дурно.

Мистер Висконти встал и, взяв фотографию Фритауна, изорвал ее на мелкие клочки.

— А теперь — на заслуженный отдых.

— Я же хотела отослать ее Вордсворту, — запротестовала было тетушка. Но мистер Висконти обнял ее за плечи, и они начали подниматься рядышком по мраморной лестнице, как пара стариков, которые сохраняют любовь друг к другу на протяжении всей долгой и многотрудной жизни.

Глава 7

— Они мне вас описали как аспида, — сказал я мистеру Висконти.

— Неужели?

— Собственно, описание это исходило не от детективов, а от шефа Римской полиции.

— Фашист.

— В сорок пятом году?

— Значит, коллаборационист.

— Но война уже окончилась.

— Все равно коллаборационист. Одни всегда сотрудничают с победителями, а другие поддерживают потерпевших поражение.

Опять слова его прозвучали как цитата из Макиавелли.

Мы пили с ним шампанское в саду, поскольку в доме в данный момент находиться было невозможно. Какие-то люди вносили мебель. Лазали по приставным лестницам. Монтеры чинили проводку и вешали люстры. Тетушка руководила всем.

— Я предпочел бегство новому виду коллаборационизма, — продолжал мистер Висконти. — Нельзя предугадать, кто победит в конечном счете. Коллаборационизм — временный путь. Не то чтобы меня очень волновал вопрос безопасности, но хотелось бы уцелеть. Вот если бы questore [104] описал меня как крысу, у меня не возникло бы никаких возражений. Я испытываю глубочайшую симпатию к крысам. Будущее мира зависит от крыс. Бог, как я его понимаю, создал целый ряд вариантов на тот случай, если какие-то из прототипов погибнут. В этом и есть сущность эволюции. Один вид выживет, другой вымрет. Мне совершенно непонятно, почему протестанты так ополчились против дарвиновской идеи. Быть может, если бы он сосредоточился на эволюции лишь овец и коз, это больше отвечало бы их религиозному чувству.

— Но крысы… — начал было я.

— Крысы — высокоинтеллектуальные существа. Когда мы хотим узнать что-то новое о человеческом организме, мы экспериментируем на крысах. И в одном отношении крысы, бесспорно, впереди нас — они живут под землей. Мы начали осваивать подземный образ жизни лишь во время последней войны. А крысы уже не одну тысячу лет понимают опасность жизни на поверхности. Когда взорвут атомную бомбу, крысы уцелеют. Какой им достанется изумительно пустой мир! Надеюсь, все-таки у них хватит ума не вылезать наверх. Представляю, как быстро пойдет их развитие. Будем надеяться, они не повторят нашей ошибки и не изобретут колеса.

— И все же странно, до какой степени мы их ненавидим, — сказал я. Я уже выпил три бокала и теперь разговаривал с мистером Висконти так же свободно, как с Тули. — Труса мы обзываем крысой, но трусливы как раз мы — мы боимся крыс.

— Комиссар полиции вряд ли боялся меня, но, может быть, у него было неприятное предчувствие, что я его переживу. Этот тип зависти испытывают только люди, которые находятся в абсолютно надежном положении. Я не испытываю зависти по отношению к вам, хотя вы гораздо моложе меня, потому что здесь все мы живем равно в благословенно ненадежном положении. Вы умрете первым? Или я? Или О’Тул? Все зависит от того, в ком сильнее выражена крыса. Вот почему теперь во время войны старики читают списки раненых и убитых с каким-то самодовольным удовлетворением. Может оказаться, что они переживут собственных внуков.