Собрание сочинений в 6 томах. Том 5

— А, Сорок первая симфония, — сказал он. — Венский симфонический оркестр. Очень хорошее исполнение, но не думаю, чтобы она была у нас. К сожалению, — добавил он с застенчивой улыбкой, — спрос на то, что называют настоящей музыкой, не очень велик. Если вы согласны подождать, я спущусь и поищу на складе. — Он бросил взгляд через мое плечо туда, где стояла (спиной к нам) Анна-Луиза, и заметил: — Может быть, раз уж я буду там, внизу, посмотреть еще какую-нибудь симфонию Моцарта?..

Наверно, Анна-Луиза это услышала и повернулась.

— Если у вас есть «Коронационная месса»… — сказала она и запнулась, потому что продавец уставился на нее с выражением, как мне показалось, похожим на ужас.

— «Коронационная месса»… — откликнулся он как эхо, но не тронулся с места.

— Да, Моцарта, — нетерпеливо повторила она и отошла в сторону, чтобы посмотреть кассеты на вертящейся подставке.

Продавец не спускал с нее глаз.

— Поп-музыка, — сказала она, крутя пальцем вертушку, — одна только поп-музыка.

Я поглядел на продавца.

— Извините, мосье, — сказал он, — сейчас я схожу посмотрю.

Он медленно двинулся к двери в глубине магазина, но на пороге оглянулся, сперва на Анну-Луизу, потом на меня. Он сказал:

— Честное слово… я постараюсь…

В его словах мне послышался призыв о помощи, словно там, внизу, его ожидало нечто ужасное. Я подошел к нему и спросил:

— Вам нездоровится?

— Нет, нет. Немножечко пошаливает сердце — и все.

— Вам следовало бы отдохнуть. Я попрошу кого-нибудь из других продавцов…

— Нет, нет. Пожалуйста, не надо. Но можно мне вас о чем-то спросить?

— Разумеется.

— Та дама, с вами…

— Моя жена?

— Ах, ваша жена… она мне так напомнила… вам это покажется нелепым, дерзким… одну даму, которую я когда-то знал. Конечно, прошло много лет, она должна была постареть… почти так же, как я, а эта молодая дама, ваша жена…

И вдруг я понял, кто стоял передо мной, придерживаясь рукой за дверной косяк, — старый, смиренный, неспособный на борьбу, да он никогда и не был на нее способен. Я сказал:

— Это дочь доктора Фишера, доктора Фишера из Женевы.

У него медленно подогнулись колени, словно он хотел опуститься для молитвы, а потом голова его ударилась об пол.

Девушка, которая показывала покупателю телевизор, прибежала мне на помощь. Я попытался повернуть упавшего, но даже самое легкое тело становится тяжелым, когда оно безжизненно. Вдвоем мы положили его на спину, она расстегнула ему воротничок.

— Ах, бедный мосье Стайнер! — сказала она.

— Что случилось? — спросила Анна-Луиза, отойдя от вертушки для кассет.

— Сердечный приступ.

— Ох, — сказала она, — бедный старик.

— Вызовите «скорую помощь», — сказал я девушке.

Стайнер открыл глаза. Над ним склонились три лица, но он смотрел только на одно, слегка покачал головой и улыбнулся.

— Что же произошло, Анна? — спросил он.

Через несколько минут подъехала «скорая помощь», и мы вышли из магазина вслед за носилками.

В машине Анна-Луиза сказала:

— Он заговорил со мной. Он знал мое имя.

— Он сказал Анна, а не Анна-Луиза. Он знал имя твоей матери.

Она промолчала, но поняла не хуже меня, что это значило. За обедом она спросила:

— Как его зовут?

— Девушка назвала его Стайнер.

— Я не знала его имени. Мать просто называла его «он». — В конце обеда она сказала: — Ты не съездишь в больницу, посмотреть, как он там? Мне нельзя. Для него это было бы новым потрясением.

Я нашел его в больнице над Веве, где каждого пациента или взволнованного посетителя встречает объявление, адресующее его в Centre funéraire [57]. Выше, на горе, автомобильная дорога неумолимо наигрывает бетонную симфонию. Его поместили в одну палату с бородатым стариком, который лежал на спине с широко открытыми глазами, уставясь в потолок, — я принял бы его за мертвеца, если бы он иногда не моргал, не отрывая глаз от белого штукатурного неба.

— Как это любезно, что вы зашли справиться обо мне, — сказал Стайнер, — но вам не стоило беспокоиться. Меня завтра выпишут с условием, чтобы я не переутомлялся.

— В отпуск?

— Нет необходимости. Мне ведь не приходится таскать тяжести. Телевизорами занимается девушка.

— Приступ вызвала вовсе не тяжесть, — сказал я.

Я посмотрел на старика, его соседа. С тех пор как я вошел, он не шевельнулся.

— Не обращайте внимания, — сказал Стайнер. — Он не разговаривает и не слышит, когда к нему обращаются. Я спрашиваю себя, о чем он думает. Может быть, о долгом путешествии, которое ему предстоит.

— В магазине я испугался, что и вы пустились в это путешествие.

— Мне не так повезло.

У него явно не было желания бороться со смертью.

— Она очень похожа на свою мать, когда та была в ее возрасте, — сказал он.

— Это и вызвало приступ?

— Сперва я решил, что мне кажется. После ее смерти я много лет вглядывался в женские лица, отыскивая сходство, потом перестал. Но сегодня утром вы произнесли его имя. Наверно, он еще жив. Я, конечно, узнал бы из газет, если бы он умер. В Швейцарии каждый миллионер удостаивается некролога. Вы должны его знать, раз женились на его дочери.

— Я видел его всего два раза, но и этого достаточно.

— Вы ему не друг?

— Нет.