Девушка была совершенно права. Но едва ли она ясно представляла себе тот объем труда, который нужно вложить в произведение, посвященное людям науки.
В сущности, на протяжении всех пятидесяти лет работы я с разных сторон подходил к подобному произведению. Мой первый рассказ, «Одиннадцатая аксиома», был послан на конкурс начинающих писателей под девизом: «Искусство должно строиться на формулах точных наук». Я пытался рассказать жизнь Лобачевского. В «Исполнении желаний» изображены поиски и надежды молодого историка литературы. В конце шестидесятых годов я опубликовал роман «Двойной портрет», а в конце семидесятых — роман «Двухчасовая прогулка», оба рассказывают о жизни наших биологов. Мне всегда казалось, что самые принципы научного творчества поучительны и важны для писателя, недаром изучение их всегда с такой плодотворностью отражалось в литературе.
Но как подойти к делу? На каком научном материале остановиться? Должен ли он иметь познавательный характер или войдет в общий исторический фон?
Эти и многие другие вопросы решились сами собой, когда я остановился на микробиологии. Русскую микробиологию всегда вели вперед люди сильного характера, смелые оптимисты, готовые к самопожертвованию и ясно представляющие то место, которое предстоит занять этой молодой науке среди других наук о природе. Таковы Мечников, Заболотный, Гамалея. Эти высокие традиции сохранились и в наше время.
Работая над «Двумя капитанами», я окружил себя книгами по авиации и истории Арктики. Теперь их место заняли микробиологические труды, и они оказались гораздо сложнее. Прежде всего нужно было научиться читать эти труды не так, как читают их сами ученые. Восстановить ход мысли автора, прочесть за сухими, краткими строками научной статьи то, чем жил этот человек, понять историю и смысл борьбы против врагов (а иногда и друзей), которая почти всегда присутствует в научной работе, — вот задача, без решения которой нечего было и браться за подобную тему. Нужно понять то, что ученый выносит за скобки, — психологию своего творчества.
Другая — и еще большая — трудность заключалась в том, что в основе задуманного романа (я принялся за него вскоре после «Двух капитанов») лежала история женщины, рассказанная ею самой.
Герой «Двух капитанов» был все-таки близок мне, несмотря на всю разницу возраста и образования. В «Открытой книге» рассказ ведется от лица девочки, потом девушки, потом от лица вполне сложившегося человека — голос рассказчицы, ее отношение к близким, к самой себе, к своему делу меняются от части к части. Меняются стилевые особенности, подчеркивающие ступени развивающегося сознания. Присоедините к этому необходимость профессионального колорита — ведь героиня трудным путем приходит в сложную, быстро развивающуюся область науки…
И в прежних книгах немало труда стоило мне то, что лишь приблизительно можно назвать историческим фоном. Действие трилогии «Открытая книга» происходит в течение тридцати пяти лет. Нечего говорить, как важно было показать характерные черты этого времени — и не только характерные, но тесно связанные с развитием науки. Память легко обманывает, и каждый, даже незначительный, факт прошлого требует тщательной проверки. Ошибиться нельзя даже в мелочах. Попробуйте допустить неточность, и двадцать читателей с обидной снисходительностью немедленно на нее укажут. Во второй части романа я отправил своих героев на сельскохозяйственную выставку в двухэтажном автобусе. «Ошибка! — уличили читатели. — На выставку в 1940 году ходил двухэтажный троллейбус». В «Двух капитанах» я воспользовался весьма неразборчивым факсимиле письма лейтенанта Брусилова к матери, и один дотошный школьник не только добрался до источника, но и доказал мне, что два слова брусиловского письма были прочитаны неверно.
Но не только потому «Открытая книга» писалась так медленно и с таким трудом, что надо было читать книги по микробиологии или тщательно изучать «исторический фон». На протяжении почти десяти лет мне приходилось бороться за эту книгу главным образом с критиками, которые то упрекали меня за то, что я слишком много занимался темой любви, как будто в нашей стране перестали влюбляться, тосковать, читать стихи, мечтать или даже умирать от любви; то убеждали расстаться с моими «неполноценными героями» и заняться другими, положительными во всех отношениях. Однако мне удалось перешагнуть через настойчивое стремление направить роман по другому пути, нисколько меня не интересовавшему и, в сущности, далекому от поставленной задачи. Это не относится к серьезным критическим разборам романа, которые помогли мне нарисовать — разумеется, по мере сил и умения — духовный рост человека в связи с ростом его научного сознания.
Сюжет романа — история открытия, оказавшего глубокое влияние на развитие медицинской науки, начавшего в этой науке новую эру. Но, работая над третьей частью, я понял, что история Тани Власенковой давно вышла за пределы этого сюжета.