Собрание сочинений в 8 томах. Том 2. Воспоминания о деле Веры Засулич

Я отвечал ему, что в последнем по отношению ко мне не может быть сомнений, так как вся моя жизнь прошла на службе правовым и нравственным интересам русского народа и никакие личные или карьерные соображения ни разу не заставили меня отступить от принятого направления, но я, безусловно, не верю в то, чтобы мое имя могло как-либо повлиять на будущие выборы: современной молодежи оно ничего не говорит, для подъема духа судебного ведомства, нуждающегося и заваленного работой, нужно не имя, а невозможные при настоящих обстоятельствах материальные жертвы со стороны государства в виде увеличения штатов и окладов; средний же слой общества, если и будет обрадован моим назначением, то лишь на несколько дней и очень быстро потребует оправдания этого имени non verbis sed actis.  Значительную часть этих acta ^[117]можно будет осуществить лишь в виде обещаний о внесении в Думу либеральных законопроектов, и обществу придется рекомендовать терпение, то есть то состояние, которого оно никогда не поймет в своем современном психозе и неврозе, а, с другой стороны, оно не сумеет отличать либеральное направление от проявлений сильной власти, не останавливающейся перед крайними мерами для поддержания порядка. Центр тяжести улучшения будущих выборов лежит не в законопроектах, а в немедленных мерах по аграрному вопросу, которые могли бы сделать лукавую агитацию кадетов и прямодушную — ожесточенных трудовиков недействительной, тут нужны не имена, а сознательная и смелая решительность правительства, из кого бы оно ни состояло. Между тем именно по этому вопросу я, коренной городской житель, не только ничего не знаю из опыта жизни, но и в том, что мне известно, мне многое не ясно. То же должен я сказать о финансах; по судебному же ведомству в настоящее время первым и наиболее щекотливым вопросом представляется вопрос о смертной казни, правильное разрешение которого возможно лишь законодательным порядком, а о приостановлении, то есть повешении дамоклова меча над головами осужденных, впредь до законодательного решения вопроса не может быть и речи. С этой точки зрения нельзя не пожалеть о прекращении работ Государственного совета комиссия которого уже выработала резолюцию, которая прошла бы в общем собрании и ее оставалось бы утвердить. Теперь же это-возможно лишь как временная мера, нравственно стесняющая будущий Государственный совет. «На отмену смертной казни, — прервал меня Столыпин, — государь никогда не пойдет. Это и амнистия суть его прерогативы, и в этом смысле давления на себя он не допустит». Обращаясь специально к министерству юстиции, я объяснил Столыпину, что, являясь мало сведущим членом совета министров, я в то же время и хорошим министром юстиции быть не могу. Несколько лет назад я еще знал, хоть отчасти, личный состав ведомства; теперь он для меня совершенно чужой. Тогда я явился бы охранителем судебных уставов и упрочителем судебной этики в действиях судебных чинов, но современное политическое движение спасло судебные уставы от разрушения и их дальнейшее развитие безусловно обязательно для всякого министра; с другой же стороны, деятельность судебных чинов невольно вовлечена в борьбу с мятежом и политические процессы играют первенствующую роль, вызывая массу нареканий на деятельность судей. Чтобы разобраться в справедливости последних, необходимо быть техником этого дела, но я за всю жизнь не вел ни одного политического процесса и в этой области совершенно некомпетентен, так что, не умея быть простым исполнителем, не могу быть и руководителем. Между тем наряду с этого рода делами министерство юстиции завалено и делами тюремного ведомства.